Фэнтези 2007

— Эта сука обманула меня. Впустила «на ночлег», чтобы уничтожить! Она знала, что жить ей осталось недолго, ведь она больна, смертельно больна!

О чем-то подобном Иллэйса и подозревала. Но сейчас, слушая джиэммона, промолчала, чтобы не отвлекать. Каждый из них играл в свою игру: тварь из Внешних Пустот пыталась подойти поближе, Иллэйса — потянуть время.

— Она впустила меня, — продолжал джиэммон, — впустила, когда йор-падды остановились в той деревушке. Я не сразу смекнул, что произошло. А потом было слишком поздно. Я заимел ее память, я вел себя как она, а глаза прятал под вуалью, иногда я даже позволял этой сучке пожить, но все время приглядывал за ней, чтобы ничего не учудила. Я надеялся перескочить в мальчика — сорвалось! Я обманул йор-падд, обманул остальных, я пустил их по ложному следу, смешав правду и брехню. Убил тех, кто стоял со мной на страже. Пришел сюда. И ты впустишь меня, потому что у тебя нет другого выхода. А это тело мы сбросим с башни, я и ты, и обвиним ее во всех убийствах. Ты и я, Иллэйса, ты и я — и мы станем править этими людьми, мы заживем с тобой…

— Ты в самом деле думаешь, что я доверюсь тебе?

Джиэммон хмыкнул, сладострастно облизнул губы, подмигнул ей:

— Шулдару ведь ты поверила. Так чем я хуже? То, что ты получала, когда он имел тебя, я дам тебе и так. В конце концов, все это происходит не здесь, — он потер ладонью себя между ног, — но здесь, — джиэммон постучал пальцем по виску, — и только здесь! Когда ты впустишь меня, я обеспечу тебя бесконечным и много более сильным наслаждением. Бесконечным, слышишь! Ты получишь любого из мужчин, любую из женщин, всех, всех! Ты ведь даже не представляешь, какое удовольствие может принести тебе твое же тело, никто из твоих мужчин — да и ты сама, когда ласкала себя — никогда не достигали тех вершин: это, видишь ли, сложно, если имеешь дело с таким грубым материалом. И легче легкого, когда делаешь все напрямую!

— Нет.

— Ах, ну да, конечно. Любовь, куда ж ты без любви, м-м-м? А если он сам попросит тебя? Согласишься? — Джиэммон вскинул руку: — Не спеши с ответом, не надо. Сейчас мы все проверим. Я ведь почти не сомневался, что ты откажешься. И оч-чень рассчитываю на помощь. Ну-ка…

В этот момент люк, ведущий на площадку, распахнулся, наверх выбежал Иллеар.

— Ну наконец-то, — сказал джиэммон. — А то я, братец, заждался. Что ж так долго-то? Давай, брат, держи ее. Вдвоем мы справимся.

Шулдар покачнулся, сделал шаг вперед — и только тогда Иллэйса увидела, что зрачки у него стали вертикальными.

* * *

Подобравшись к люку и услышав, что джиэммон беседует с иб-Барахьей, Иллеар не стал торопиться.

Теперь, оказавшись на площадке и глядя в глаза твари, овладевшей телом Змейки, шулдар понимал: не имеет значения, торопился он или нет. Победить джиэммона если и удастся — только чудом.

Иллеар уже справился с изумлением, уже почти свыкся с мыслью, что именно чующая стала жертвой твари из Внешних Пустот. Теперь, когда джиэммону не нужно было играть роль, он словно бы переменил лицо Змейки так, как ему удобней: заострились скулы, рот растянулся в хищной ухмылке, побледнела кожа. Язык, алый, гибкий, все время облизывал губы; ноздри широко раздулись.

— Ну наконец-то, — сказал джиэммон неожиданно низким голосом, который ничуть не походил на голос Змейки. — А то я, братец, заждался. Что ж так долго-то? Давай, брат, держи ее. Вдвоем мы справимся.

— Что?.. — начал было Иллеар, и в этот момент то самое ощущение чего-то чужеродного в груди вернулось… он попытался вдохнуть — не смог! — как будто сзади… изнутри!.: его обхватили мощными лапами и сдавливали, сдавливали до тех пор, пока весь воздух не вышел из легких. Иллеар захрипел, сглотнул, весь мир окрасился в багровые тона

/«Садовник! Кровавый садовник!» — кричали люди, наклоняясь за камнями/ мир пошатнулся, как это не раз было в снах

/«Убийца!» — и камни летят, падают, лупят тебя по плечам, по спине, бьют в затылок — ты едва держишься на ногах/ мир вздрогнул и отдалился

/падаешь на колени, кричишь — не слова, просто воешь зверем/ мир стал чужим.

И тело стало чужим.

И джиэммон, который хитростью пробрался в тебя «на ночлег», джиэммон, которого — тебе казалось — ты победил и держал в подчинении, а может, и уничтожил, джиэммон, который все это время сидел, затаившись, ибо не имел над тобой власти, ибо воля твоя пугала его, — джиэммон этот рискнул наконец противостоять тебе!

Вот так, в одно мгновение, все меняется: ты был шулдаром своего тела, а стал побирушкой, который ютится на помойке, — побитый, перепуганный, жалкий. А джиэммон уже скалится во весь твой рот, уже идет к тоненькой фигурке, замершей у парапета, и ты ничего — слышишь? НИЧЕГО! — не можешь поделать.

— Давай, брат! Держи ее, — рычит тварь, засевшая в Змейке. — Вместе мы перевернем этот мир: провидица и шулдар! Вдвоем мы все изменим!