Им о многом хотелось расспросить друг друга, и после первого бокала шампанского — за свидание в Петербурге! Врангель, подчиняясь призыву Батенькова, рассказал о драматических эпизодах их путешествия: как пару дней носило в шторм на оторвавшейся льдине и ожидали гибели каждый час, как жестоко голодали, не найдя возможностей достичь продовольственного склада, и как уверились в конце концов, что земля существует к северу от мыса Якан, но все же не смогли добраться до нее.
Глаза Батенькова за стеклами очков в золотой оправе возбужденно поблескивали. Он сказал:
— Насколько я понимаю, ваши мужественные действия и общие итоги экспедиции все же оценили в Морском министерстве, что доказывает и производство в следующий чин...
— Да, нас приняли хорошо. Особенно руководитель Адмиралтейского департамента Сарычев. По его мнению, в научном плане экспедицию надо признать успешной.
— Это правда, что вы даже удостоились аудиенции у государя императора?
— Молва не врет, — усмехнулся Врангель, — и как пышно это было обставлено! И знаете, Гаврила Степанович, какой мой ответ более всего озадачил государя? Его величество, прослышав о наших тяготах, спросил: «А были ли у вас красные дни?» Я же, не долго думая, откровенно брякнул, что провел там самые красные дни моей жизни. Не знаю, насколько мне поверили, но принято это было весьма благосклонно.
— За ваше мужество! — предложил очередной тост Батеньков.
— Но страдания коренных жителей Сибири, тунгусов, юкагиров, якутов, — отпив из бокала шампанское, продолжил Врангель, — тоже никогда не изгладятся из моей памяти. Они полностью зависят от рыбалки и охоты. Неудачный промысел ведет там к массовому голоду, и наблюдать это страшно.
— Да-да, я знаю, — с пониманием отозвался Батеньков. — Между прочим, я разрабатывал некоторые указы в рамках задуманной Сперанским Сибирской реформы. И среди них — Устав об управлении инородцев. Предложил в нем гарантии обеспечения благосостояния инородцев: запрет русским самовольно селиться на их землях, первенство законов, основанных на традиционных для них нормах жизни. И даже — создание условий для развития хлебопашества.
— Охранение их угодий — это нужно, правильно. Но хлебопашество... Какой же хлеб может родиться на тамошних землях, и летом не оттаивающих до конца?
— По-вашему, это невозможно?
— Совершенно невозможно!
— Признаться, — с оттенком сожаления продолжил Батеньков, — я хотел в прошлом году, по завершении топографических съемок в районе военных поселений, двинуться на Север по вашим с Матюшкиным следам. Заняться там этнографическими исследованиями, вопросами образования инородцев. Увы, мой начальник, граф Аракчеев
[21], не отпустил. Слишком, видите ли, высоко меня ценит!— Как вы оказались у него? Мне упоминал об этом Александр Осипович Корнилович
[22]. Он готовил статью о нашей экспедиции для «Северного архива», и, когда мы встретились, я спросил и о вас и был удивлен, что вы теперь не у Сперанского, а у Аракчеева.— Точнее, и у того, и у другого. Живу в доме Сперанского, по существу — как член семьи, а служу у Аракчеева. Получилось так, что сиятельный граф обратил внимание на одну мою работу и, узнав, кто автор, затребовал меня к себе. Даже Сперанский не смог ему перечить.
— По вашему тону, Гаврила Степанович, догадываюсь, что эта служба мало вас устраивает, — осторожно заметил Врангель.
— Где ж те острова, где растет трын-трава? — невесело отшутился куплетом Батеньков. — От скуки и развлечения ради стал даже заниматься египетскими иероглифами. В прошлом году тиснул в «Сыне отечества» Греча заметку о разысканиях в этой области француза Шампольона. Вы, кстати, письма мои все получали?
— Должно быть, все, хотя с чудовищным, по отдаленности нашей, опозданием. Премного благодарен за них! — живо откликнулся Врангель. — Там каждое письмо от друзей — праздник.
— Не судите, Фердинанд Петрович, строго, но отрывок из одного моего письма я тиснул в том же «Сыне отечества». Ничего, разумеется, личного. Лишь с целью напомнить просвещенной публике о ваших далеких странствиях в стране Гиперборейской и выразить надежду, что труд ваш и служба во имя славы отечества не пропадут втуне.
Врангель в ответ благодарно склонил голову.
— Где вы живете? — поинтересовался Батеньков, когда они покидали ресторан.
— На Васильевском острове, поблизости от Морского корпуса. Снимаем там квартирку с моим другом, капитан-лейтенантом Литке.
— Тем самым, кто исследовал Новую Землю?
— Тем самым. И младший брат его, Александр — он тоже ходил к Новой Земле вместе с Федором Петровичем — квартирует с нами.
— У братьев Бестужевых не бывали?
— К сожалению, пока не знакомы. Но Литке обещал свести с ними.
— Вот и отлично. Я-то частенько к ним заглядываю. Надеюсь, там и встретимся.
После беседы с Врангелем Батеньков чувствовал что еще недавно владевшая им хандра, слава Господу, окончательно покидает его.