Фердинанд Врангель. След на земле

Научные задачи плавания ограничивались метеонаблюдениями и гидрографией. Основной же миссией была доставка грузов на Камчатку и в Русскую Америку в возможно более короткий срок. И потому Врангель решил не мудрить и избрать тот же маршрут, каким восемь лет назад вел «Камчатку» капитан Головнин. Почти в то же время года и вышли в плавание, лишь на несколько дней опережая график «Камчатки». И это имело для капитана определенный смысл: если погода будет благоприятствовать, есть надежда пересечь Атлантический океан при попутных ветрах.

В Портсмуте пришлось более двадцати дней пережидать сильный шторм, и Врангель отправил отсюда первое письмо Литке, присовокупив к описанию английских впечатлений привет и наилучшие пожелания Батенькову, Корниловичу и братьям Бестужевым.

По примеру Головнина, Канарские острова миновали без остановки. Однако возле экватора корабль застал продолжительный штиль, но из этого тоже была извлечена некоторая польза: задержка позволила экипажу заняться рыбалкой, и несколько крупных бонитов, пойманных с гребных лодок и борта судна, разнообразили рацион.

Пока все шло хорошо. Ни шторм в Северном море, ни экваториальная жара не нанесли кораблю каких-либо заметных повреждений. Бриг вел себя устойчиво при большой волне, держал на попутном ветре хорошую скорость, а слаженные действия экипажа были достойны похвалы.

Через сорок шесть дней после выхода из Портсмута «Кроткий» бросил якорь на рейде Рио-де-Жанейро. По прошлому кругосветному плаванию город запомнился Врангелю частыми, почти беспрерывными дождями.

Дождь встретил их и теперь. Черные, набухшие влагой тучи, осевшие над окрестными горами, предвещали грозу. Она разразилась, как только на город опустилась ночь. Сплошные потоки воды закрыли берег. Стихия действовала всеми доступными ей средствами. Порывами налетавший ураганный ветер стремился сорвать бриг с якорей. Темные силуэты кораблей, стоявших недалеко от «Кроткого», озарялись вспышками молний. Воздух был настолько насыщен электричеством, что даже легкое касание металлических частей судна вызывало чувство ожога и болезненное трясение мускулов.

Более всего Врангеля беспокоило соседство бразильского корабля, имевшего на борту несколько сот пороховых бочек. Одна из молний все же угодила в бразильский бриг, но, к счастью, попала в якорную цепь и скользнула по ней в воду.

Гроза постепенно отходила в сторону, но ее канонада, затихая вдали, слышалась до утра.

Врангель рассчитывал встретиться в бразильской столице с генеральным консулом России доктором Лангсдорфом и доставил письма ему от Крузенштерна и известного астронома академика Шуберта [23]

: доктор Лангсдорф [24]был женат на его дочери, Фредерике Федоровне. Но во время поездки в город выяснилось, что Лангсдорфа в Рио нет и он находится где-то в бразильских джунглях в продолжительной научной экспедиции. Что ж, стало быть, не удастся, как было поручено, доставить в Петербург новые собранные Лангсдорфом обширные коллекции.

Колеся по городу в наемном экипаже, Врангель и Матюшкин с удовольствием вспоминали, как радушно принимали офицеров «Камчатки» Григорий Иванович и Фредерика Федоровна.

— А слуга-индеец в их доме, ты помнишь, что рассказывал о нем Григорий Иванович? — весело вопрошал Матюшкин.

— Еще бы! — усмехнулся Врангель. — Доктор Лангсдорф представил его не без юмора.

Было от чего развеселиться, когда Лангсдорф, указав на слугу в его доме, пояснил, что этот парень оставлен ему вроде как в наследство прежним российским поверенным Балк-Полевым, увлекавшимся антропологией и однажды попросившим португальского офицера, отъезжавшего в джунгли на борьбу с повстанцами, привести ему череп какого-нибудь покойного индейца. Офицер же привез этого парня и передал российскому поверенному со словами: «Делайте с ним, что хотите, но сами видите, его череп в прекрасном состоянии и в научных целях вам не найти лучшего экземпляра».

— Тогда казалось смешным, — поправил себя Врангель. — Теперь же я вижу в этой шутке своеобразное отражение колониальной психологии португальцев.

— А помнишь, Фердинанд, — взывал к памяти капитана Матюшкин, когда они проезжали мимо здания театра, — как повздорили здесь Литке с лейтенантом Филатовым?

— Да, — пробурчал Врангель, — этот Филатов все плавание Федору Петровичу отравил.

Пополнив запасы воды и продовольствия и поправив во время двухнедельной стоянки в Рио такелаж, в середине декабря Врангель вновь вывел бриг «Кроткий» в море и взял курс к мысу Горн.

На пути от чилийского порта Вальпараисо Врангель, по свойственному ему чувству самоконтроля, все чаще ловил себя на мысли, что им овладевает хандра и дурное настроение отражается на отношениях с матросами и офицерами: он непроизвольно, без особых на то оснований, мог повысить голос, вспылить.

— Да что с вами, Фердинанд Петрович? — как-то участливо поинтересовался славившийся среди коллег своей невозмутимостью штурман Козьмин.

— Не знаю, должно быть, утомила жара, — сознавая, что вновь погорячился по пустякам и был не прав, выдавил из себя Врангель.