М. К. Залесская

Ференц Лист

Посвящается Анастасии Буцко — исключительному человеку и другу — с великой благодарностью за всё

Предисловие

ЖИЗНЬ РАДИ ДРУГИХ

Меня не понесут с триумфом по Капитолию, но настанет время, когда мои творения найдут признание. Только когда это произойдет, будет уже слишком поздно — я не буду больше среди вас.

Ф. Лист

Считается — и вполне справедливо, — что отличительной чертой каждого гения является эгоизм. Отчасти это оправданно и объяснимо: талант не может полноценно развиваться, если на его алтарь не брошено абсолютно всё: неустанный труд, отказ от простых человеческих радостей и личного счастья, включая даже благополучие близких людей. И не важно, кто перед нами — художник, композитор, писатель или ученый. Гений всегда должен получить (или принести — самому себе)

определенную «порцию» жертв, без которых просто не может состояться. Это общее правило, а оно, как известно, всё же обязано подтверждаться исключениями.

Итак, какова же должна быть степень одаренности человека, который, многократно принося в жертву самого себя, всё же смог сохранить свою гениальность, не растратить ее и, вопреки всему, занять в «партере истории» место в первых рядах? Мы говорим «вопреки всему», имея в виду Ференца Листа, не случайно. Жизнь оказалась очень несправедливой к нему. Более того, справедливость в полной мере не восстановлена до сих пор.

В детстве и юности он фактически шел на поводу отца, отдав дань блеску светских салонов и вкусив все прелести положения, как бы сегодня сказали, «эстрадной звезды», за что потом расплачивался долгие годы: слава «модного, но пустого виртуоза», словно шлейф, тянулась за ним, мешая многим признать в нем серьезного и глубокого композитора. Будучи наделен пылким темпераментом, он всю жизнь старался обуздать свои страсти, но постоянно проигрывал в этой неравной борьбе. Поняв, что не в силах справиться в одиночку с самим собой, он обратился за помощью к Богу — и оказался непонят даже в этом интимнейшем шаге, обвинен в эпатаже и чужом влиянии. Он так и не обрел семейного счастья, потерял двух горячо любимых детей… Наконец, вплоть до самой смерти он не столько занимался собственным творчеством, сколько бескорыстно отдавал по крупицам все силы многочисленным ученикам и молодым талантам, жаждущим его покровительства; пропагандировал чужие произведения; занимался решением чужих

проблем и даже в глазах собственной дочери добровольно занял второе место, уступив первенство ее гениальному супругу Рихарду Вагнеру. Более того, сама его смерть стала лишь «досадной помехой» проходившим в тот момент вагнеровским торжествам и осталась практически не замеченной широкой общественностью…

Благородный, великодушный и самоотверженный человек с трагической судьбой! Благодаря ему — иногда исключительно благодаря ему! — многие национальные музыкальные школы получили своих гениев. В общей сложности у Листа был 351 ученик (мы имеем в виду лишь по-настоящему одаренных музыкантов) из Австрии, Венгрии, Польши, Германии, Швейцарии, Италии, Франции, Испании, Португалии, Голландии, Бельгии, Великобритании, Дании, Швеции, Норвегии, Финляндии, России, США, Канады и даже Турции^[1]. На себя времени почти не оставалось. И в глубине души он не мог не чувствовать свою недостаточную реализованность как творца и не страдать от этого. Но долг Человека был в нем превыше долга композитора. Это утверждение ни в коем случае не является умалением его музыкального таланта. Произведения, вышедшие из-под его пера, — произведения гения.

Можно сказать, что он приносил жертвы не своему творчеству, а музыке в целом. И, пожалуй, одной из самых тяжелых жертв стал для него частичный отказ от родины — физический, но не духовный. Как раз в этом и заключалось трагическое противоречие: находиться вне общеевропейской музыкальной жизни было для Листа невозможно, его талант перерос масштабы маленькой Венгрии. Любя ее всем сердцем, ни на минуту не забывая о своих национальных корнях, он был вынужден в основном обитать во Франции (в первой половине жизни), Италии и Германии — в странах с развитыми вековыми музыкальными традициями; в странах, где тогда наиболее остро разворачивалась борьба за новую музыку и где только и можно было получить «путевку» в большое искусство. Не в этом ли «раздвоении личности», разрыве между страстным желанием жить на родине и необходимостью находиться на передовой «музыкального фронта», кроется главная причина такой отчаянной и самозабвенной помощи Листа в становлении многих национальных музыкальных школ, чтобы больше ни один творец не был вынужден делать мучительный выбор — родина или искусство?