Фиалок в Ницце больше нет

Федор чувствовал, что у него раскалывается голова. Кто бы мог знать, что это свидание с внучкой академика окажется таким занудным. Хорошо, что девчонка сама поведала, от чего она без ума, и ему приходилось только поддакивать, заявляя, что и ему нравится именно это.

Ну да, она что, в самом деле считала, что он читает этого, как его, Бродского? Кто этот щегол, да, слышал, но читать? Зачем? Вот печатавшиеся в диком количестве в аляповатых обложках российские боевики – это было в его вкусе, а все эти поэты и барды…

А вот на концерте «Скорпионз» он был, тут ничего сочинять не пришлось: правда, ему жутко не понравилось, находился он далеко от сцены и вообще тогда, молодой и глупый, перебрал лишнего и его полконцерта тошнило.

Мартовский закат в прозрачном, подернутом легкой дымкой балтийском небе был потрясающим. Впрочем, даже если бы шел нудный ливень, Саше было бы все равно: ведь рядом с ней находился Федор.

Ее

Федор.

Она сама взяла его за руку и чувствовала себя так покойно и счастливо. День завершался, но ведь ей вовсе не обязательно было возвращаться домой: они могли гулять и всю ночь, и весь последующий день.

– Тебе ведь не холодно? – заботливо спросила Саша, и Федор, поцеловав ее, ответил:

– С тобой мне всегда очень и очень тепло, любимая!

Он что, в самом деле назвал ее любимой? Ну да, выходило, назвал. И чего они шляются тут по набережной Невы, все равно ничего нового не обнаружат. А дул пронизывающий ветер, он весь до мошонки промерз. Ну Эрмитаж, ну Троицкий мост, ну Адмиралтейство. Зуб на зуб от мартовского холода не попадал, тем более что он, идиот, оделся легко, выпендриться захотел. Думал, посидит с девчонкой в ресторане, поболтает немного, ну потискает немного на лавочке – на этом все и закончится.

Однако нет, внучка академика не хотела расставаться с ним, это было ясно как божий день, пришлось подыгрывать. Надо было с самого начала выдумать что-то про больную маму, к которой ему надо сгонять, ну или хотя бы про находящуюся при смерти бабушку.

«Вспоминать» про бабушку теперь

было бы как-то подозрительно.

То и дело посматривая украдкой на часы, Федор не сомневался: операция по изъятию дедушкиной коллекции давно завершилась и фургон с надписью «Доставка мебели» уже благополучно покинул черту Ленинграда и находился на складе, где товар принимали, оприходовали и сортировали знающие люди.

Так что он, черт побери, делает в компании с девчонкой на продуваемой пронизывающим ветром набережной?

– Тебе точно не холодно? – заботливо спросила Саша и поправила воротник легкого пальто Федора. Только сейчас ей стало ясно, что молодой человек стучит зубами.

– Может, согреемся где-нибудь? – произнес он и посмотрел на наручные часы. Саша уже видела, как в последнее время он бросал на них взор: он что, спешит?

Или, что намного хуже, ему с ней скучно?

Они зашли в первую попавшуюся забегаловку, где им подали отличный чай и отвратительные ромовые бабы.

Разламывая их на тарелке и вытаскивая изюм, они дурачились, и Саша, от которой не ускользнуло, как Федор вновь посмотрел на часы, произнесла дрогнувшим голосом:

– Тебе что, пора?

А что, если он скажет «да»?

– Да нет же, мне так с тобой хорошо! – ответил он, заказывая по второму стакану чая. – Просто надо было к бабушке заглянуть и поздравить, она в последнее время сдала. Она меня после гибели родителей в автокатастрофе одна воспитала.

Саша, помолчав и погладив его по руке, с болью в голосе произнесла:

– А давай мы навестим ее вместе!

Ну да, не хватало, чтобы они к его бабке в коммуналку, где он вырос, заглянули вдвоем, – та встретила бы их трехэтажным матом и водочным перегаром! Старая карга, которая в детстве его нещадно лупила всем, что попадет под руку, в том числе и стиральной доской, и шлангом от пылесоса, которую он люто ненавидел и которая сожительствовала с каким-то бывшим зэком, моложе себя лет на двадцать, но почти без всех зубов, наверняка сейчас гудела – и вовсе не по случаю Восьмого марта, а не просыхая с Двадцать третьего февраля.

Ну или даже с Нового года.

Бабушка у него была еще той алкашкой и асоциальным элементом, и навещать ее Федор уж точно не намеревался. А про гибель родителей ляпнул, чтобы внучка академика еще больше к нему прониклась чувствами – ее же собственные загнулись на Памире.

– Жаль, что в этот раз познакомиться с твоей бабушкой не получится, – вздохнула внучка академика. – Она наверняка у тебя выдающийся и крайне интересный человек – как и ты сам, Федя!

Она назвала его Федей? Ну да, назвала!

Ее Федя.

Глаза молодого человека сверкнули.

– Ну да, крайне интересный, ты в этом права. Я тебя познакомлю, но только не в этот раз. Бабушка не любит, когда… когда в гости приходят без предупреждения! Ну и сегодня она принимает своих закадычных фронтовых подруг, им лучше не мешать, они предаются воспоминаниям…

Хоть удалось с грехом пополам отделаться от навязчивой идеи посетить его бабку. Ну да, фронтовых подруг она принимала, куда там! Бабуля там вторую бутылку водяры на грудь принимала, вот чем она была занята!