Fidem

– Отличная затея, – Берхард не посчитал нужным изображать энтузиазм. – Ну а ты чем займешься?

Гримберт сделал глубокий вдох.

– Буду молиться, – усмехнулся он. – Что еще мне остается?

* * *

«Серый Судья», в отличие от своих более совершенных собратьев, не был наделен развитыми навыками самостоятельности. Будучи по своей природе послушным исполнительным механизмом, он привык беспрекословно выполнять волю своего хозяина, пытаясь трактовать его мысленные импульсы в меру своего скудного разумения, но на большее не годился.

Он не умел самостоятельно строить маршрут, не умел выполнять сложное маневрирование, а снующих под ногами людей зачастую попросту не воспринимал в качестве препятствий. Если бы Гримберту вздумалось отпустить «Судью» бродить по монастырю по своему разумению, как иной раз отпускают коня гулять по пастбищу, тот в самом скором времени растоптал бы кого-нибудь из лазаритской братии, а то и своротил бы бронированным плечом какую-нибудь из построек. Гримберт стиснул зубы, подумав об этом. Этого еще недоставало. После трагедии, разразившейся в рефектории, Грауштейн более не напоминал ярмарку, заполненную гомонящим праздным людом, он напоминал…

Осажденную крепость, подумал Гримберт, ощущая, как серый камень Грауштейна, еще недавно казавшийся старым и высохшим, наполняет душу тяжелым гранитным холодом. Мы все – точно беглецы, спрятавшиеся за стенами от грохочущих кельтских дредноутов, нестройными голосами горланящие гимны и силящиеся сделать вид, будто жизнь течет привычным порядком, а опасности вовсе нет.

Опасность есть. Он ощущал это невесть какими датчиками, которые определенно не закладывались в конструкцию «Серого Судьи». Должно быть, они были его собственными, настроенными за многие годы на определенную частоту и теперь тревожно сигнализирующими.

Опасность.

Он ощущал ее отчетливо, как писк тревожного зуммера, но в то же время был бессилен определить угрожающее направление и форму. Так бывает, когда находишься в зоне смертоносного облучения, не зная об этом. Что-то покусывает душу, делается сухо в глотке, отчаянно ноет в животе… Гримберт машинально проверил радиационный фон – кажется, в пятый раз за то время, что вышел из рефектория, – и не обнаружил в показаниях приборов ничего нового. Сто пятьдесят миллизивертов. Немногим больше, чем полагается, но, надо думать, в окружении гранита неудивительно, особенно учитывая бесчисленные ядерные бомбардировки, которые учиняли кельты над Грауштейном в минувшие века…

Опасность. Гримберт стиснул кулаки. Его собственное тело, которое он ощущал подобием съежившейся в стальных потрохах комком плоти, даже не шевельнуло сухожилиями. Осталось недвижимым, как мертвый зародыш в стальной многослойной оболочке. Ему лишь показалось, что он сжал кулаки, – это «Серый Судья», послушно откликнувшись на его мысленный импульс, щелкнул затворами орудий в пустоту, заставив какого-то чумазого обсерванта, тащившего навстречу ему пивной бочонок, вскрикнуть от неожиданности и свалиться в канаву.

Не будь дураком, Паук, приказал себе Гримберт. Кому, как не тебе, знать, что чудеса редко приходят в одиночку. Всякое уважающее себя чудо ищет компанию, причем нередко компанию скверную, самого дурного толка.

Семь лет назад в Верчелли замироточила виноградная лоза. Чудо было неприхотливым, не очень-то изысканным, но в восточных землях империи такие неизменно находят популярность среди черни. В Верчеллу устремились паломники, на несколько недель наводнив ее и обеспечив тамошним сеньорам недурной довесок к их прибыли. Лоза мироточила двадцать дней подряд, а на двадцать первый чудо обрело продолжение, причем самого скверного толка. Местный епископ попытался получить чудодейственную святыню в свое распоряжение, здраво рассудив, что той не место на рыночной площади.

У бургграфа Верчелли на этот счет было свое мнение, неудивительно, что их спор, поначалу напоминавший достойную беседу двух почтенных теологов, довольно скоро превратился в ожесточенную пулеметную пальбу. Так как дело происходило в городе, наполненном паломниками, среди которых имелись и рыцари, те не замедлили вступить в конфликт, притом выбирая сторону так поспешно и импульсивно, что в скором времени весь город превратился в одну огромную исходящую дымом руину.

Когда подсчитали ущерб, выяснилось, что явленное виноградной лозой чудо стоило жизни по меньшей мере трем сотням несчастных и четырем рыцарям, ущерб казне же составил десять тысяч денье – больше, чем причинило последнее нашествие лангобардов.