Фигурек

— Вы женаты?

— У меня есть подружка. Настоящая…

— Возьмите-ка этот пакет и отнесите ей. Скажете, что это подарок от одного из ваших дальних родственников.

— А что там?

— Понятия не имею.

83

— Тебе непременно хочется, чтобы с тобой разделались? Знаешь, голубчик, если тебе угодно получить пулю в лоб — это твоя проблема, ну, если не считать твоих стариков, остальному человечеству на это в высшей степени наплевать. Но ни к чему тащить и других за собой в кучу дерьма, или я тебе помогу покончить с жизнью, клянусь, долго ждать не придется… Врач, мальчик мой, это же врач! Он не такой служащий, как другие. Он-то не договаривается об условиях контракта по телефону и не получает их почтой, как я. Он-то в лицо знает всех начальничков и, как мне кажется, не постесняется на тебя донести… Ты где живешь, милый, на каком свете? Ты можешь орать что угодно где угодно, мне плевать, на кой черт ты мне сдался, ты можешь выйти нагишом на площадь и славить там евгенику или педофилию, если это тебе улыбается, словом, делай что хочешь, с точки зрения последствий это все же лучше, чем выкрикивать всякое такое про Фигурек в битком набитой забегаловке!.. К счастью, они сумели исправить дело после твоего ухода и объявили тебя психопатом из психопатов — впрочем, я уже и сам начинаю так думать… и будь проклят день, когда я с тобой связался… Из-за твоих идиотских выходок я в конце концов попаду в Информатекс, и очень скоро… Ты знаешь, как они там обращаются с заключенными? Знаешь? Ничего ты не знаешь, ни-че-го, это совершенно очевидно!.. И ничего не боишься… Ох, как же ты надолго застрял в юношеском идиотизме… Информатекс — это экран компа, который светится каждый день с восьми утра до шести вечера, при том, что ты не имеешь права дотронуться до клавы. У заключенных там отбирают «Солитер» и «Морской бой», ты опять-таки ни на что не имеешь права — ни тебе кроссворда, ни тебе книжки, ну, а желая еще усугубить тяжесть наказания, к тебе помещают соседа, как правило, черноногого[57]

, и платят ему за то, чтобы он каждые десять минут рассказывал тебе, что жили-были, дескать, старик со старухой, и был у них, дескать, сын… Нет уж, не хочу снова пережить это все, не дождешься, братец ты мой, слышишь? Если мне суждено опять оказаться в тюряге, обещаю: я и тебя за собой потяну!

— Я не хотел… Прошу прощения… Простите…

— Не мне ты должен свои дурацкие «прости-и-ите» говорить. Если ты действительно хочешь разрядить обстановку, иди проси прощения у доктора — и чем скорее, тем лучше. На твоем месте я побежал бы к нему прямо завтра с утра, пусть даже от этого мало что изменится… Можешь быть уверен: на этот раз они обойдутся с тобой по-другому, не жди никаких одолжений с их стороны, они и не посмотрят на то, что твои родители — верные их клиенты, есть же все-таки границы, которых нельзя переступать!..

В бешенстве он начинает глотать равиоли великанскими порциями — штук по десять разом. Приглашая его к себе на ужин, я подозревал, что могу выслушать нотацию, но, мне кажется, приготовился к худшему, чем есть, он мог и посильнее разбушеваться. Собственно, я потому его и пригласил — надеялся, что тогда критика в мой адрес будет не слишком суровой: людям, которые тебя угощают — пусть даже на стол поданы равиоли из банки, — все-таки не задают трепку!

Он постепенно успокаивается и вот уже принимается аккуратненько подцеплять равиоли по штучке. Выражением лица он снова напоминает человека, к которому все-таки можно подступиться.

— Ну ладно… А что у тебя там с Таней?

— Исчезла бесследно…

Комок встает у меня в горле и ни туда, ни сюда. Тупо смотрю на тарелку равиолей, чтобы не встретиться с ним глазами.

84

К концу почти двухчасовой прогулки по городу, прерываемой регулярными и спасительными для меня чашками кофе, я вынужден признать очевидность: мне совершенно нечем заняться и в кармане не осталось ни гроша — даже на чашку кофе напоследок.

Решаю отправиться к родителям. Их сегодня нет дома — в первый день после Рождества все семейство навещает дядюшек, родившихся в докембрийскую эпоху, только я каждый год ловко увертываюсь от этого визита. Оправдание раз и навсегда выбрал неотразимое: мне тридцать лет, и никто больше не имеет права навязывать мне родственников. Свой срок я уже отбыл.

Когда я вставляю ключ в эту замочную скважину, всегда чувствую себя очень странно… правда, на самом деле это редко со мной случается. Образы…

85