Читаем Филип Дик: Я жив, это вы умерли полностью

Еще с тех времен, когда Филу приходилось каждый день ходить на работу, он сохранил привычку писать по ночам. По утрам он бродил вокруг дома, все сужая и сужая круги, изучал коробки с подержанными пластинками, а в основном читал, сидя в неухоженном палисаднике, вместо того чтобы что-нибудь мастерить, как наверняка поступил бы его сосед, будь у того столько же свободного времени. Уходя на работу, этот самый сосед бросал на Дика косой, полный подозрений взгляд, а Фил после ухода соседа томно и робко украдкой глядел на его жену, которая начинала заниматься домашними делами как раз в тот момент, когда он думал о том, чтобы пойти вздремнуть. Возможно, у них завязался легкий флирт, однако когда Клео и Фил переехали в другое место, никаких серьезных последствий не было и их брак благополучно просуществовал вплоть до 1958 года.

Что он читал? Да все подряд: Достоевского, Лукреция, протоколы Нюрнбергского процесса, немецкую поэзию, философию, тоже немецкую, научную фантастику, книги по психоанализу, особенно Юнга, чье полное собрание сочинений Дик приобретал том за томом, по мере того как книги появлялись в солидном издательстве «Боллинген». Также он открыл для себя «Семь молитв к мертвым» — это произведение молодой швейцарский врач напечатал еще в 1916 году под псевдонимом Василид, заимствованном у одного александрийского гностика II века. Эта архаическая проза рассказывает о некоем мистическом опыте, полном необъяснимых звуков, огней и откровений, изложенных такими персонажами, как пророк Илия, Симон Волхв, а также некий Филемон, в котором Юнг обнаружил компоненты структуры личности своего собственного сознания, но эта личность была образованнее и мудрее, чем он сам. Дик сильно увлекся этим странным текстом и в течение нескольких дней носился с идеей положить ее в основу романа о жизни воображаемого писателя, создать нечто вроде «Доктора Фауста» Томаса Манна, который был недавно напечатан и который он прочел с неподдельным восторгом. Но затем Дик забыл об этой идее.

В целом серьезные романы, которые Филип Дик написал в тот период, ничуть не отражали его тогдашнего круга чтения. В качестве героев в них выступали стареющие телевизионные мастера, нервные продавцы пластинок, мечтающие стать диск-жокеями, совершенно не подходящие друг другу супруги. Хотя, какие там из них герои: приклеенные к будничной, невероятно серой, приводящей в уныние жизни, они тащились по дороге, ведущей их от бессилия к безнадежности. Это были книги с неясной и неровной структурой, полные угрожающе пустых диалогов, раскрывающие в чистом виде меланхолию, присущую их автору: это было именно то, что он сам, Филип Дик, посчитал бы стоящим, и именно благодаря этим книгам он собирался походить на Томаса Манна. Истории о «зеленых человечках» и летающих тарелках, за которые ему платили, напротив, в лучшем случае сделали бы его равным Ван Вогту, рядом с которым Дика как-то сфотографировали во время одного из тех собраний, где приверженцы жанра заявляют о своем единстве. Фотография появилась в тематическом журнале с подписью: «Два автора: именитый и молодой, подающий надежды». Спустя три года Филип Дик все еще считался начинающим писателем.


Специальностью Ван Вогта и некоторых других, таких как Лафайетт Рон Хаббард, основавший впоследствии школу саентологии, было галактическое обновление героических поэм, именуемое космической оперой (space opera). Речь в них шла о храбрых землянах, расправляющихся с ордами мутантов, нагрянувших из других миров. Это были битвы титанов, невероятные испытания, демонстрация сверхъестественных возможностей. Наряду с этим наивным и одновременно заумным жанром, который некоторые критики, не без причины, упрекали в том, что он отвлекает обездоленные массы от реальных проблем, существовало и другое направление, более зрелое, если судить по его приверженцам, которые в словосочетании «научная фантастика» делали упор на первое слово и стремились прежде всего с точностью ученых показать будущее. Эти авторы ломали головы, пытаясь обобщить уровень развития существующей или потенциальной техники в надежде, что поколение 2000 года, читая их книги, будет чувствовать себя в своей тарелке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное