Свободный от тяжелой необходимости сражаться на два фронта, король Филипп мог наконец вступить в противоборство с Оттоном и его союзниками, не опасаясь молниеносного выпада со стороны короля Англии. Осмотрительный, он не отозвал к себе отряды, которые дал своему сыну. Оставив подле него многочисленное рыцарство, он был теперь вынужден мобилизовать многих людей из сельских и городских коммун и применять новшества на поле боя при Бувине.
«Год Бувина»[248]
Когда обитатели областей, расположенных в южной части бассейна Шельды, требовали возмещения военного ущерба от ревизоров-дознавателей, назначенных Людовиком Святым в 1247 году, они ограничивались тем, что датировали «годом Бувина» свои беды, случившиеся в 1214 году, а все прочие даты обозначали цифрами[249]
. Очевидно, что это событие оставило глубокий отпечаток в коллективной памяти. В разных областях королевства многие считали эту победу короля Филиппа его главным свершением. Королевские и другие хронисты внесли в это свою лепту. В своих «Деяниях» Гийом Бретонец посвятил всего один лист битве при Мюре и целых двенадцать — битве при Бувине. Еще более многословный в своей эпопее «Филиппиды», он выделил для «года Бувина» целых три книги из двенадцати[250]. Это много для битвы, которая длилась всего лишь несколько часов. Точнее говоря, она состоялась в послеполуденное время, во второй половине летнего дня, но поздняя ночь положила конец лишь преследованию беглецов, тогда как настоящие схватки прекратились еще раньше.В этом рыцарском обществе, которое предпочитало турниры военным сражениям, слишком опасным, безжалостным и непредсказуемым по своим результатам, полдня битвы при Бувине казались ошеломительными. Наконец битва, настоящая битва! Это была не какая-нибудь внезапная атака на арьергард и обозные фуры, как во Фретевале в 1194 году, или вылазка, несвоевременная, неожиданная и стремительная, завершившаяся в итоге битвой, как при Мюре. Нет, при Бувине была битва в сомкнутых боевых порядках, с предварительным стычками, разведывательными рейдами и выбором боевой позиции. Это была гигантская шахматная партия, главный репортер которой, Вильгельм Бретонец, вел наблюдение, находясь на центральном посту, за королем, в то же самое время молясь и распевая псалмы вместе с другим священником, как это превосходно описал Ж. Дюби.
Впрочем, Вильгельм Бретонец по очереди дал две разные версии, в которых освещается ход битвы, а также довольно тревожный задний план борьбы придворных кланов за влияние на короля. В своих «Деяниях» королевский капеллан старается последовательно описать схватки на правом крыле королевской армии, затем в центре и, наконец, на левом крыле. В «Филиппидах» он без остановки освещает поле боя в хронологическом развитии событий, что позволяет видеть, насколько решающей была роль правого крыла. Конечно, в этих описания есть некоторые различия. В «Деяниях» Вильгельм превозносит роль Герена, «второго по влиянию в королевстве», тогда как в «Филиппидах» он поет славу тому герою, который стал победителем в глазах истории, то есть королю Филиппу. Как бы то ни было, во второй версии королевский капеллан все равно отводит решающую роль избранному епископу Санлиса, Герену, который убедил Филиппа Августа в необходимости немедленно дать настоящее сражение, несмотря на королевское отвращение к битвам. «Хроника Реймса» и «Аноним из Бетюна» также с очевидностью указывают на важную роль Герена.
Каковы же хроники с противной стороны, которые, тем не менее, содержат многословный рассказ о Бувине и относят все победные заслуги на счет Филиппа? Разумеется, это хроники тех земель, откуда были родом участники коалиции: хроника аббатства Маршьен, расположенного в Эно, и хроника, написанная англичанином Роджером из Уэндовера. В них содержатся утверждения о первостепенной роли Филиппа, что вполне естественно, поскольку это придает не такой бесславный характер проигранной битве. Быть побежденным могущественным королем менее унизительно, нежели его советником.