ФИЛИСТЕР (Один на троих)

Вернулся к купе и присел у окна, ожидая чай и уборку загаженного стола. За окном бежали поля, перемежаемые селениями. Краем глаза посмотрел на газету. 26 декабря 1966 года. На первой полосе заметки про Китай и про хлеб.

«Коммунистическая партия Китая напечатала передовицы, призывающие красногвардейцев стать „революционными повстанцами“ и „нести революцию на фабрики и фермы“. (Менее чем через месяц Мао Цзэдун отправит гвардейцам приказ отобрать власть у „тех, кто стоит у власти, кто идет по капиталистическому пути“, а также выявить и свергнуть любого, кого назовут „капиталистическим погонщиком“. Надо же, помню из тех комсомольских собраний).»

'Владимир Мацкевич, министр сельского хозяйства и продовольствия Советского Союза, объявил, что его страна собрала рекордный урожай зерна за все время и сможет пополнить запасы в зернохранилищах, которые были истощены несколькими предыдущими годами дефицита, из-за чего СССР приходилось закупать пшеницу у западных стран. Мацкевич сказал, что 171 000 000 тонн зерна было на 11 миллионов больше, чем ожидалось, но все равно было бы дешевле отправлять пшеницу из Канады в восточные республики, а не перевозить отечественную продукцию по железной дороге… (Да, помню трудности с хлебом. Я как раз служил срочную, так что в армии дефицита не наблюдалось. Но наш хлеборез попал под трибунал — продавал часть хлеба налево, гражданским. По рублю за буханку, при её стоимости в 24 копейки).

— Все, чисто… — это проводник. — Надо же, успел и пылесосом пройтись. — Вам белье сменить? — Ну надо же, такой услуги не припомню.

— Ну смените. А сколько до Иркутска осталось? Иркутск — конечная в проездных документах моего реципиента).

— Чуть больше двух суток. Утром прибываем.

Войдя в посвежевшее купе я отхлебнул ароматный чай (правильно, в советское время он вкусней) и наскоро пролистал журнал.

Стихи Жени Евтушенко, которые потом пела Клавдия Шульженко:

А снег повалится, повалится…

и я прочту в его канве,

что моя молодость повадится

опять заглядывать ко мне.

И поведет куда-то за руку,

на чьи-то тени и шаги,

и вовлечет в старинный заговор

огней, деревьев и пурги…

Ну и Андрюша Вознесенский со своими оригинальными вые*онами:

Боги имеют хобби,

бык подкатил к Европе.

Пару веков спустя

голубь родил Христа.

Кто же сейчас в утробе?

Молится Фишер Бобби.

Вертинские вяжут (обе).

У Джоконды улыбка портнишки,

чтоб булавки во рту сжимать…

Как-то Илью Эренбурга спросили, что общего у Евтушенко и Вознесенского. Мэтр прибег к притче:

«Однажды разбойники поймали двух путников. Сначала одного, потом другого. И привязали их вместе к одному дереву одной веревкой. Так вот, общее у них — это одно и то же дерево, та же веревка и те же разбойники».

Впрочем, веревка успеха и стремления к шоу отдалили их не только от Маяковского с Кирсановым, но и от друг друга. Мое послезнание, похоже, лишает меня удовольствия следить за литературными страстями. А в прошлой жизни это было остро интересно.

Я выпил и второй стакан. Мое тело, видать, было с небольшого похмелья. Я разделся и оценил себя в зеркале, включив верхний свет. В том люксовом вагоне свет на ночь не приглушали, как в плацкарте.

Ну что ж, тело не идеальное, но достойно прокачанное. Судя по усиленным мышцам скорей боксера, чем борца. Служил в погранцах, так что там комбинации были физических разминок. Ноги коротковаты, черты лица грубоваты. Типичный мужик из крестьян с узловатыми, несмотря на молодость, кистями рук и мощной грудной клеткой.

Я попрыгал, присел. Тело слушалось безукоризненно. И как-то автоматом приняло боксерскую стойку. Динамический стереотип, память тела.

Я снова повернул гимнастерку к себе лицевой частью. Ну да, среди знаков отличия воинской профессии рядом с количеством прыжков с парашютом был знак перворазрядника по боксу.

Я высмотрел рядом с дверью кнопку вызова проводника и нажал. Служащий появился тот час.

— Еще чаю пару стаканов и чего-нибудь пожевать.

Время подумать над будущем своем поведении было двое суток. Требовалось разобраться с родней моего нового тела. И как-то меня не устраивала жизнь в Иркутске. Я привык к более южным и более благоустроенным территориям. Да, в прошлой жизни я тоже родился в Иркутске и жил в нем. Но при первой же возможности перебрался в Питер, а потом и в Москву. Ну а к старости уехал в Израиль. Сперва лечиться, а потом и жить.

В крайнем случае сошлюсь на амнезию, вроде светлая полоска о ранении на гимнастерке имеется. Да и на правом плече заметный шрам.

Но все-таки я извлек все бумаги и начал их перебирать.