Философия Артура Шопенгауэра

Учение Шопенгауэра о прекрасном, возвышенном и их отображении в произведениях искусства органически продолжает его метафизику природы. Напомним, что существование природных вещей — настоящая «война всех против всех». Эта война объясняется невозможностью материи вместить в себя всех индивидов, которые в принципе могли бы существовать в том или ином месте в данное время. Нехватка материи приводит к попыткам индивидов вытеснить друг друга, к попранию их внутренних устремлений. Существа, одаренные интеллектом, воспринимают подобные притеснения как страдание. Из сказанного очевидно, что глубинным «источником всех страданий жизни» являются «время, пространство и причинность» (6, 123), так как именно они конституируют материю и индивидуализируют мир идей, в котором нет такой борьбы.

Поскольку «наслаждения, — убежден Шопенгауэр, — отрицательны» (4, 302), т. е. возникают лишь при устранении страданий, то неиндивидуализированное восприятие мира, на время устраняющее самый корень всех человеческих страданий, должно быть источником особого наслаждения, качественно отличного от обычного удовольствия, возникающего при удовлетворении желаний. Это наслаждение, не соотнесенное напрямую с интересами индивидуальной воли, Шопенгауэр называет «эстетическим». Правда у него есть не только субъективная, но и объективная сторона, связанная с полнотой проявления Воли в той или иной объективации.

«Прекрасное» относится именно к объективной стороне эстетического наслаждения. На него направлено эстетическое созерцание. Деиндивидуализированность соотносит его с миром идей. Но любая вещь в мире несет на себе отпечаток тех или иных идей и в силу этого может стать отправной точкой подобного созерцания. Так что «всякая вещь прекрасна», поскольку она «может рассматриваться чисто объективно» (1, 185). Но если эта вещь находится «во враждебном отношении к человеческой воле вообще», и тем не менее человек «сознательно отворачивается от него, хотя воспринимает и сознает его», то его «наполняет чувство возвышенного» (1, 178).

В учении об эстетическом созерцании Шопенгауэр развивает тезисы «Критики способности суждения» Канта, где был убедительно показан особый, незаинтересованный характер эстетического чувства. Вместе с тем Шопенгауэр серьезно модифицирует кантовские концепции. Кант тоже говорил об эстетических идеях, продуцирующих эстетическое чувство, но он понимал под ними образы, которые не могут быть исчерпаны никаким понятием. Шопенгауэр же приписывал аналогичным идеям самостоятельное существование.

Теория идей занимает одно из центральных мест в философии Шопенгауэра. Но именно она, пожалуй, наименее отчетливо изложена им. В самом деле, Шопенгауэр определяет идеи как адекватные объективации воли как вещи в себе, объективации, не подпадающие под власть закона основания, т. е. пространства, времени и причинности. Идеи сохраняют лишь «форму представления вообще, форму бытия объектом для субъекта» (1, 157). Но что может представляться, к примеру, в идее какого-то вида животного, если лишить ее всех пространственных и временных аспектов? Ведь особенности вида раскрываются в пространстве и времени. Единственный разумный ответ, как может показаться, состоит в том, что подобная идея есть представление об определенном акте Воли, соответствующем природе данного вида. В случае с человеческими индивидами Шопенгауэр мыслит дело именно так. Так называемый умопостигаемый характер человека, считал он, это именно волевой акт (см. 1, 144). В общем случае он, однако, проявлял колебания, не решаясь на прямое отождествление идеи с волевым актом. Одна из причин — в том, что он поначалу жестко привязывал волю к вещам в себе, находящимся вне сферы представления. Позже Шопенгауэр, впрочем, признал, что воля тоже есть не вещь в себе, а лишь самое неприкрытое индивидуализированное представление о ней. Поэтому именно деиндивидуализированные волевые акты лучше всего могли бы подойти на роль идей. Однако принятие этой теории означало бы допущение Шопенгауэром возможности непосредственного проникновения во внутреннюю сущность вещей (ведь идеи, как он считает, могут быть предметом прямого созерцания), что противоречило бы его тезису о том, что такое проникновение возможно лишь относительно нашего тела. Поэтому Шопенгауэр останавливался на другом объяснении идей: вначале мы познаем отношения вещей в пространстве и времени к собственной воле, затем отношения вещей друг к другу (на этом этапе может возникать научное знание [22]), а потом как бы фокусируем отношения какой-либо вещи в одной точке. Созерцание этого «центрального пункта отношений» и есть представление идеи (2, 305).