Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы

Я не утверждал, что при галлюцинациях нет никакого семиозиса, я лишь утверждаю, что феноменологически при галлюцинациях и сновидениях нет семиозиса, но, конечно, в мозгу происходят какие-то информационные процессы, какой-то внутренний семиозис. Но внутренняя семиотика особая. В частности, она описана в классической книге Карла Прибрама «Языки мозга» эпиграфом первой части которой недаром являются слова: «Язык, с помощью которого передается информация в мозге, … не соответствует и не должен соответствовать тому языку, которым люди пользуются в общении друг с другом» [Прибрам, 1975: 15].

Но все это говорит о том, что квантовый мир, порожденный сознанием XX века, в каком-то плане есть шизофренический мир (где, в частности, также отсутствует направление времени). В конце концов, гениальные физики – Ньютон, Эйнштейн, Ландау – страдали шизофренией в той или иной форме: Ньютон – в острой шубообразной, Эйнштейн и Ландау – в качестве «здоровых шизофреников» (термин М. И. Бурно [Бурно, 2005]).

Другое возражение было связано с тем, что тогда получается, что в художественных контекстах fi ction тоже не существует денотатов. Это ставилось Вадимом Лурье в связь с проблемами семантики возможных миров. Действительно, Сол Крипке еще в 1969 году написал, что «Шерлок Холмс не существовал, но он мог существовать при других обстоятельствах». Но это не меняет дела. В своей книге «Прочь от реальности» [Руднев, 2000] я построил теорию, в соответствии с которой (я опирался на семиотику Фреге) денотатом художественного высказывания становится его смысл (как и денотатом любого косвенного контекста, по Фреге [Фреге, 1878]). То есть когда Толстой пишет «Все смешалось в доме Облонских», то не существует, конечно, никаких Облонских, но есть предложения, написанные по этому поводу. Денотативной сферой fi ction является сама речевая деятельность, закрепленная в печатных знаках. В сновидениях и галлюцинациях, если они не засвидетельствованы, ничего подобного нет.

2. СИМВОЛ И БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ

Прежде всего, необходимо различать сам бред, саму галлюцинацию, само сновидение, с одной стороны, и свидетельство (ср. начало главы «Феноменология события») субъекта о бредовом содержании его идей, о его галлюцинаторном опыте и его сновидениях. Первые, по нашему мнению, лишены знаков, вторые – знаковы. Это наше утверждение противоречит более чем вековой практике употребления слова «символ» применительно к мифу и бессознательному, а символ в семиотическом смысле, согласно классификации Ч. Пирса и Ч. Морриса – это конвенциональный, то есть, по Соссюру арбитрарный знак, где означающее не связано с означаемым в противоположность икону и индексу, где связь между означаемым и означающим присутствует (см. на этот счет замечательную статью Р. О. Якобсона «В поисках сущности языка» [Якобсон, 1983]). Но совершенно по-другому употребляет слово «символ» Фрейд в своем «Толковании сновидения». Он говорит о «символике сновидения», приводя, в частности, знаменитый список символов, означающих фаллос. Вслед за ним о символике сновидения говорят и Юнг, и Ференци, и Фромм [Юнг, 1997; Ференци, 2000; Fromm, 1956; «Человек и его символы», 2006]. Книга Фромма о сновидениях прямо так и называется «Забытый язык». Более осторожно и остроумно названа книга материалов конференции о сновидениях, проведенной в Москве в марте 1993 года – «Сон – семиотическое окно».

Ученик Витгенштейна Норман Малкольм в книге «Состояние сна», написанной в духе аналитической философии (то есть лингвистически ориентированной философии), говорит о том, что само сновидение не может быть объектом никакого анализа, он критикует психоаналитиков – толкователей сновидений – и говорит, что объектом анализа может быть только свидетельство о сновидении и формулирует остроумную максиму: «Если бы люди не рассказывали друг другу снов, понятие сновидения вообще не сформировалось бы» [Малкольм, 1993].

В этом же (подобном психоаналитическому) смысле о символическом мышлении первобытных людей писали и Э. Кассирер, и А. Ф. Лосев, и С. С. Аверинцев. (Однако современный психиатр и теоретик психотерапии М. Е. Бурно, говоря об «аутистическом символе» шизоида, употребляет этот термин семиотически более корректно, подразумевая семиотически выраженную продукцию, прежде всего, художников-шизоидов; применительно к шизофрении, «полифоническому характеру», М. Е. Бурно говорит об «эмблеме» [Бурно, 2005, 2005а]).