Философия истории

Прежде всего, что касается Римской империи, то связь между Германией и Италией вытекает из представления об империи: светская власть должна была в соединении с духовною властью составлять единое целое, но это формирование всегда больше выражалось в борьбе, чем происходило в действительности. В Германии и в Италии переход от феодализма к монархии совершался таким образом, что феодальное отношение было совершенно уничтожено: вассалы стали самостоятельными монархами.

В Германии уже всегда существовало большое различие между племенами, между швабами, баварцами, франками, тюрингами, саксонцами, бургундами; к ним присоединились еще славяне в Богемии, германизированные славяне в Мекленбурге, Бранденбурге, в части Саксонии и в Австрии, так что такая прочная связь, как во Франции, не могла возникнуть. Подобное же отношение существовало и в Италии. Там утвердились лангобарды, между тем как греки еще владели экзархатом и южной Италией; затем норманны образовали собственное государство в южной Италии, и сарацины в течение некоторого времени удерживали в своих руках Сицилию. После гибели Гогенштауфенов в Германии, распавшейся на множество владений, в которых господ_{376}

ствовали тираны, распространилось всеобщее варварство. Правилом курфюрстов было избирать императорами лишь слабых князей, и они даже продавали императорский титул иностранцам. Таким образом единство государства по существу дела исчезло. Образовалось множество пунктов, каждый из которых являлся хищническим государством; феодальное право выродилось в ясно выраженное буйство и грабительство, и могущественные князья сделались государями. После междуцарствия императором был избран граф Габсбургский, и род Габсбургов, за исключением немногих промежутков времени, сохранял за собою императорский трон. Этим императорам пришлось приобретать себе частные владения, так как князья не желали предоставить им никакой власти в государстве. Наконец вышеупомянутая полная анархия была уничтожена ассоциациями, образовавшимися для достижения общих целей. Сравнительно небольшими ассоциациями являлись уже сами города; но теперь в общественных интересах образовались союзы городов

против разбоя; такими союзами были ганзейский союз на севере, рейнский

союз из прирейнских городов, швабский городской союз. Все эти союзы были направлены против династов, и даже князья присоединялись к городам, чтобы бороться против междоусобий и установить всеобщий земский мир. Каково было состояние при феодализме, выясняется из существования знаменитого тайного уголовного судилища

: это была юрисдикция частных лиц, собиравшихся на тайные заседания; эта организация была особенно сильна в северо-западной Германии. Образовался и особый крестьянский союз. В Германии крестьяне находились в крепостной зависимости; многие из них бежали в города или поселялись как свободные граждане вблизи от городов (Pfählbürger), но в Швейцарии образовался крестьянский братский союз. Крестьяне Ури, Швица и Унтервальдена были подчинены императорским фогтам, так как эти фогтства являлись не частною собственностью, а принадлежали империи; но Габсбурги старались обратить их в частное владение своего дома. Крестьяне с дубинами и булавами вышли победителями из борьбы с носившим броню, вооруженным копьями и мечами дворянством, которое получило подготовку на рыцарских турнирах, и с его притязаниями. Затем против этого превосходства в вооружении дворян было найдено еще другое техническое средство – порох. Человечество нуждалось в нем, и он тотчас же появился. Он оказался главным орудием для освобождения от физической силы и для уравнения, сословий. С различием в вооружении исчезло и различие между господами и холопами. Порох уничтожил и прочность укрепленных пунктов, и укрепленные пункты и замки утратили с тех пор свое _{377}значение. Можно, правда, жалеть об упадке или понижении ценности личной храбрости (храбрейший, благороднейший может быть застрелен негодяем издали, из-за угла); но, с другой стороны, благодаря пороху главное значение получили разумная, сознательная храбрость, духовное мужество. Лишь благодаря применению этого средства могла развиться более высокая храбрость, храбрость, чуждая личной страсти; ведь при употреблении огнестрельного оружия стреляют в нечто общее, в абстрактного врага, а не в отдельных лиц. Воин спокойно подвергается смертельной опасности, жертвуя собою для всеобщего; и мужество просвещенных наций заключается именно в том, что оно полагается не только на физическую силу, но главным образом на благоразумие, командование, характер предводителей и, как у древних, на солидарность и сознательность целого.