В связи с потрясениями, вызванными тяжелой войной, появилось множество проектов социального переустройства. В этих утопиях отразилась идеология не только неполноправных или вовсе бесправных низов, но и аристократии, недовольной даже жалкими остатками былой демократии. При всем своем разнообразии политические требования демоса и рабов противостояли аристократическим утопиям типа иерархической политии Платона («Государство»). Наиболее радикальная социальная утопия родилась в головах киников и затем перекочевала к мечтателям эпохи эллинизма (Ямбул, Евгемер). Если «идеальное» кастовое государство Платона строилось на рабской основе и на презрении к производительному труду, го социальный порядок, о котором грезили киники, начисто отрицал рабство и прославлял свободный труд.
Кризис политико-экономической основы рабовладельческого общества повлек за собой всеобщую переоценку традиционного полисного мировоззрения. В духовной области крушение полисных добродетелей господ нашло отражение главным образом в философии софистов, а протест эксплуатируемых нашел свой выход в философии киников. Пестрота социального состава недовольных и угнетенных[47]
*, представленного в кинизме, послужила причиной того, что киники так и не смогли свести в стройную и непротиворечивую систему свои политические и этические взгляды и убеждения. Именно поэтому, между прочим, столь неоднозначны и непоследовательны подчас сообщения о них древних источников. Кроме того, в течение многовековой истории кинизма к нему прибивались многие недовольные — от раба до вчерашнего рабовладельца. Все они вносили свою лепту и оставляли свой след в киническом учении, нередко в ущерб его стройности. Значит, противоречия кинизма — это противоречия во взглядах различных социальных слоев, влившихся в него, поэтому в цинизме мы обнаружим не только определяющую негативную и разрушительную по отношению к существующему строю и всей рабовладельческой цивилизации оппозицию рабов и неполноправных, но и идеалы умеренной бедности пауперизованных мелких производителей, патриархальные мечтания труженика-земледельца о спокойной деревенской жизни «согласно природе», люмпен-пролетарсние фантазии о беззаботном существовании за счет чужого (рабского) труда, о превращении индивидуальной частной собственности во всеобщую частную собственность, а также прославление труда, присущее трудящимся даже в атмосфере всеобщего презрения к нему.Бедняки всех оттенков стремились утвердить в качестве нормы и образца свой образ жизни, наличные условия своего повседневного быта. Дорогому платью и пышным пирам богачей они противопоставляли свой обшарпанный трибон (рабочий плащ) и скудную пищу, выдавая их за наиболее верный и даже завидно-желанный признак добродетели. Киники подняли на пьедестал, канонизировали и идеализировали афинского бедняка времен Пелопоннесской войны в противовес идеалам плутократии. Крайнее ограничение потребностей и вынужденный аскетизм они превратили в основной постулат добродетели. Кинические требования грубого уравнения в бедности и проповедь всеобщего аскетизма неизбежно, по сути дела, становились реакционными, а революционность киников заключалась главным образом в их уничтожающей критике и отрицании несправедливостей существующего строя, что вообще характерно для всякого неразвитого и стихийного народного движения.
Киники по-своему восприняли и переосмыслили современные им общественные теории и проекты социального переустройства, вышедшие из разных слоев, критически относящихся к афинской демократии. Мы встретим у них в «романтический» уход в прошлое, идеализацию старины и проповедь жизни «согласно природе». Пропагандируя «опрощение», киники прославляли первобытные племена и варварские народы (скифов, персов и др.), высказывали симпатии к жестким методам спартанского воспитания[48]
*. Ненависть к рабовладельческой цивилизации носители этих идей экстраполировали на культуру и человеческий прогресс вообще, призывая возвратиться к ужо пройденному историческому этапу.