[44]
Ту мысль, которую манит сиянье,
Мне и упорством не дано явить;
Труд тщетно хочет сердце оживить, —
Оно от бед уйти не в состоянье.
Дух должен отказать себе в желанье
Хотя б мгновенной радостью пожить;
Глаза, что должен был бы сон смежить,
Всю ночь раскрыты в плаче и страданье.
О светочи мои! Как мне найти
Истерзанной душе успокоенье?
Мой дух, когда и на каком пути
Смогу смягчить твое изнеможенье?
Какую, сердце, плату мне найти
Тебе за неизбывное мученье?
Когда ж в вознагражденье
Пошлет душа тебе, страдалец-ум,
Слезами, сердцем, всею силой дум?
Так как мысль устремляется к божественному сиянию, то она избегает общения с толпой, отходит от общепринятых мнений; она, говорю я, не только и не столько отдаляется от массы людей, сколько от общности их усилий, мнений и высказываний. Ведь опасность перенять пороки и невежество тем больше, чем больше народу, с которым вступаешь в общение.
Пусть общается Энтузиаст с теми, которых он может сделать лучшими или от которых может стать лучшим благодаря сиянию, которое он может дать им или которое может получить от них. Пусть довольствуется лучше одним способным, чем массой негодных. И пусть не считает, что приобрел мало, когда достиг того, что стал мудрым благодаря самому себе; пусть вспомнит сказанное Демокритом:
Итак, мысль, которая стремится к высокому, прежде всего покидает заботу о толпе, принимая во внимание, что светоч пренебрегает усталостью и обретается лишь там, где есть истинное понимание, а не там, где имеется любое понимание, истинное же понимание то, которое является у немногих, главных и первых, и само является первым, главным и единственным.