Читаем ФИЛОСОФСКОЕ ОРИЕНТИРОВАНИЕ В МИРЕ полностью

Как традиция исторических учений, как сохранение знания о capita mortua прежнего философствования, это заведение школы составляет, - если только ясно отдают себе отчет в его существе, -не искажающее подлинности условие непрерывности знания, а потому необходимо и имеет свои заслуги. Подделка начинается только там, где именем определенных философов конституируются школы, которые в качестве мнимой науки притязают на обладание истиной. Подобное основание школы дает основателю особый престиж, положение ученика позволяет улучшить свои шансы. Тогда мы обращаемся с подлинными философами так, словно они там или здесь нашли правильную формулировку или близко подошли к тому, что правильно. Мы цитируем их наряду со своими собратьями по цеху, ищем для себя гарантий безопасности в скромности своего жеста, как если бы наша философская работа могла быть бессвязным отрывком и как будто бы разделение труда могло сколько-нибудь существенно благоприятствовать ее успеху. Во взаимной солидарности подобного рода школ, в которых на началах обоюдности все признают важным то, что они пишут, свое промысловое заведение выдают даже за духовное движение.

Но тот, кто философствует в намерении учредить школу, должен быть неистинен в самом корне своей мысли. Он не только трактует философию как науку, но прикидывается (t"auscht vor), будто он один по-настоящему обладает ею и привел ее в качестве науки на путь истинный. Он, например, отличает философию от миросозерцания; ибо философия, по его мнению, содержит всеобщезначимые констатации, миросозерцание же, как он полагает, есть лишь одно среди многих; философия должна, думает он, стать возможной без миросозерцания. Он требует своему учению признания и о том, что делают другие, говорит, что это вовсе не философия. Он действует полемически; ибо он, изначально не имея самобытия, которое бы поддерживало его в его философствовании, живет за счет отрицания других и надежных гарантий для собственных построений. То, что он утверждает положительно, есть для него вещь; оно должно остаться без всякого содержания или сделаться частной наукой о вещах в мире.

Тот, кто как ученик перенимает учение и метод другого как учителя, делает их чем-то внешним, даже если его учитель в изначальном философствовании выражал некоторое живое содержание. История философии показывает нам способы превращения философии в пустое обращение (Umgehen) с понятиями и в манерность некоторого метода. Натура ученика может иметь ту историческую функцию, что она сохраняет труды великого философа, оставляет сообщение о нем; она может, видоизменяя его мыслительные построения, пролить тем самым свет на самого философа; она может распространить его в техническом отношении, может через контраст своего существа с существом самого философа впервые выяснить с определенностью это последнее; но философствовать эта натура не может; ибо философствование было бы специфическим выражением исконно свободного самобытия.

Школа, растворяющая подобным образом философию в специальной науке того же имени, порождает у учащих философии установку, которая постоянно обещает, но уклоняется от всякого исполнения, ибо она ведь не может дать познания истины безусловного, как объективного знания. У учащихся она рождает страстную жажду шаг за шагом приобретать себе философию, как имущество, заучивая наизусть положения философов и удовлетворяясь этим. И в то время как учащий и учащийся судорожно хватаются таким образом за что-то предметное, философия в обоих умирает и прекращается, не становясь, однако же, наукой, поскольку на самом деле у обоих в руках - нет ничего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука