Фимиамы

На тихом берегу мы долго застоялись.

Там странные цветы нам сладко улыбались,

Лия томительный и пряный аромат.

Фелонь жреца небес прохладно голубела.

Долина томная зарею пламенела,

Ровна и холодна в дыханье горьких мят.

Донесся к нам наверх рожка призыв далекий.

Бренчали вдалеке кутасы мирных стад.

Какой забавный звон! В безмолвности широкой.

Янтарный звон зари смирил полдневный яд.

               * * *

Грести устали мы, причалили,

 И вышли на песок.

Тебя предчувствия печалили,

 Я был к тебе жесток.

Не верил я в тоску прощания,

 Телесных полный сил,

Твою печаль, твое молчание

 Едва переносил.

Безумный полдень, страстно дышащий,

 Пьянящий тишину,

И ветер, ветви чуть колышущий

 И зыблющий волну.

Завесой шаткой, обольстительной

 Весь мир обволокли,

И грех мне сладок был пленительной

 Прохладою земли.

 Маргрета и Леберехт

 (Шутливая песенка)

 С милой, ясной

 Девой красной,

С этой бойкою Маргретой,

Знойным летом разогретой,

Песни пел в лесочке кнехт,

Разудалый Леберехт.

 Звонко пели,

 Как свирели.

Леберехт твердил Маргрете:

— Краше девки нету в свете!

Но, Маргрета, вот, что знай:

Ты с другими не гуляй! —

 Ах, Маргрета

 В это ж пето,

Не нарочно, так, случайно,

С подмастерьем Куртом тайно

Обменяла поцелуй

На брегу веселых струй.

 Но от кнехта

 Леберехта

Не укрылася Маргрета,—

Леберехт все видел это.

Только лишь слились уста,

Леберехт из-за куста.

 Курт умчался,

 Кнехт остался.

Слов не тратил на угрозы.

Кнехту смех, а Грете слезы.

Но уж с той поры она

Кнехту так была верна!

 Скоро с кнехтом

 Леберехтом

Под венец пошла Маргрета,

Точно барышня одета,—

И уехал Леберехт

Вместе с Гретою в Утрехт.

               * * *

Новый человек во мне проснулся,

 Свободный,

И радостно и чутко я на землю оглянулся,

 Холодный.

Передо мной путей лежало разных

 Так много,

Но чистая, средь многих злых и грязных,

 Одна дорога.

               * * *

В моих мечтах такое постоянство,

 Какого в мире нет.

Весь мир — одно лишь внешнее убранство,

Одна мечта — и жизнь, и свет.

Мир не поймет мерцающего света,

Он только плоть, бездушная, как сон,

И в нем душа не обретет ответа, —

 Молчаньем вечным скован он.

               * * *

Кумир упал, разрушен храм,

И не дымится фимиам

Над пыльной грудою развалин.

Я в дальний путь иду, печален,

И не молюсь чужим богам.

Но если слышу я моленья,

Душа полна благоговенья,

И не с насмешкой брошу взгляд.

На чуждый, суетный обряд,

А с тихой грустью умиленья.

               * * *

Алый мак на жёлтом стебле,

Папиросный огонёк.

Синей змейкою колеблясь,

Поднимается дымок.

Холодея, серый пепел

Осыпается легко.

Мой приют мгновенно-тепел,

И ничто не глубоко.

Жизнь, свивайся легким дымом!

Ничего уже не жаль.

Даль в тумане еле зрима, —

Что надежды! Что печаль!

Всё проходит, всё отходит,

Развевается, как дым;

И в мечтаньях о свободе

Улыбаясь, отгорим.

               * * *

— Над землёю ты высок,

Ярок, жарок и жесток,

Солнце, брат, горящий наш,

Что возьмешь и что ты дашь? —

— Унесу и принесу

За подарок лучший дар.

В чашу всю сберу росу,

Дам тебе живой загар.

Был ты робок, слаб и бел,

Будешь темен, тверд и смел,

Кровь смешаешь с влагой рос, —

Жаждет распятый Христос.

— Солнце, наш горящий брат,

Низведи Христа с креста!

У твоих лазурных врат

Наша чаша налита.

               * * *

Она безумная и злая,

Но хочет ласки и любви,

И сладострастие, пылая,

Течет, как яд, в её крови.

На вид она совсем старуха,

Она согбенна и седа,

Но наущенья злого духа

Царят над нею навсегда.

Не презирай ее морщины.

Её лобзаний не беги, —

Она посланница Судьбины.

Бессильны все её враги.

               * * *

Хотя сердца и ныне бьются верно,

 Как у мужей былых времён,

Но на кострах, пылающих безмерно

 Мы не сжигаем наших жён.

И мертвые мы мудро миром правим:

 Благословив закон любви,

Мы из могилы Афродиту славим:

 — Живи, любимая, живи! —

И, если здесь, оставленная нами

 Кольца любви не сбережёт,

И жадными, горящими устами

 К ночному спутнику прильнёт, —

Не захотим пылающего мщенья,

 И, жертвенный отвергнув дым,

С улыбкою холодного презренья

 Нам изменившую простим.

               * * *

Забыв о счастьи, о весельи,

Отвергнув равнодушный свет,

Один в своей унылой келье

Ты, чарователь и поэт.

Ты только сети сердцу вяжешь,

Печально голову клоня,

И все молчишь, и мне не скажешь

О том, как любишь ты меня.

А я — надменная царица.

Не знаю я свободных встреч.

Душна мне эта багряница,

Ярмо моих прекрасных плеч,

Бессильна я в томленьях страсти.

Соседний трон угрюмо пуст,

И только призрак гордой власти

Порой коснется алых уст.

О, если б снять венец двурогий,

И целовать, и обнимать!

Но все твердит мне кто-то строгий,

Что я — увенчанная мать.

               * * *

Отражена в холодном зеркале,

 Стою одна.

Вон там, за зеркалом, не дверка ли

 В углу видна?

Я знаю, — там, за белой кнопкою,

 Пружина ждёт.

Нажму ль ее рукою робкою,

 Открою ль ход?

Светлы мои воспоминания,

 Но мне острей ножа.

Отвергла я вчера признания

 Румяного пажа.

Упасть бы мне в его объятия!

 Но нет! О, нет! О, нет!

Милее мне одно пожатие

 Твоей руки, поэт!

               * * *

На небе лунный рдеет щит, —

То не Астольф ли ночью рыщет,

Коня крылатого бодрит,

И дивных приключений ищет?

Вон тучка белая одна, —

Не у скалы ли Анжелика

Лежит в цепях, обнажена,

Трепеща рыцарского лика?

И вот уж месяц рядом с ней, —

То не оковы ль рассекает

Астольф у девы, и скорей,

Скорей с прекрасной улетает?

               * * *

На разноцветных камнях мостовой