Финансист

Я поглядела в заднее зеркальце на свои опухшие глаза и лохматый бордовый пучок с рыжими корнями.

– Фу. Я выгляжу как жопа.

– Да неважно. Ты просто приходи.

– Ладно, – кивнула я, вытирая слезы со щек. – Приду.

– Класс! Богом клянусь, Би, мы найдем тебе нового мужика еще до конца недели.

– Обещаешь?

– Да блин, на мизинчике клянусь.

Тут я как раз подъехала к дому Кена, и мне пришлось бороться с новой нахлынувшей волной слез при виде белого дома с красной дверью, про который я думала, что однажды назову его своим. Качели на террасе даже слегка покачивались от ветерка, словно маша мне на прощание.

– Ну, скажи же.

– А? – переспросила я, моргая от слез. – Что сказать?

– Ты что, даже не слушаешь? Скажи: «К черту Кена».

– А. К черту Кена.

– А теперь скажи: «Приве-е-е-ет, Зак».

– Кто этот Зак?

– Господи, Би! Это чертов бармен! Проснись уже!

– Ой, прости. Привет, Зак.

– Вот и молодец. Увидимся вечером. Надень что-нибудь блядское. Люблю!

– Я тоже тебя люблю.

Я выключила телефон и уставилась на полукруглое окно над гаражом.

«Понял, Кен? Даже Джульет говорит мне, что любит меня. В чем твоя долбаная проблема?»

Примерно две минуты мне понадобилось на то, чтобы собрать все вещи, которые я держала в доме Кена. Бутылку виски. Несколько банок пива. Зажигалку. Зубную щетку. Пригоршню косметических принадлежностей из-под раковины. В каждой комнате был какой-то кусочек меня, но, как и мое присутствие в сердце Кена, он занимал гораздо меньше места, чем мне казалось.

Единственными признаками того, что я вообще тут была, были наши фотографии в рамочках на каминной полке – те, что я сама туда поставила, – и мой ключ на кухонном столе.

«До свидания, дом, – думала я, закрывая и захлопывая за собой парадную дверь. – Я буду по тебе скучать».

По пути к дому родителей я размышляла: интересно, что подумает Кен, когда придет домой и увидит на столе мой ключ.

Заметит ли он вообще? Ну конечно, заметит. У засранца фотографическая память. Я не могу банку передвинуть, чтобы он не заметил.

Поймет ли он, что это означает, что я его бросила? Возможно, нет. Для этого ему надо как-то истолковать мои чувства, а это все равно что требовать от слепого, чтобы он описал фисташковый цвет.

«Может, вернуться и написать ему записку? Назначить время, чтобы встретиться и обсудить?»

«Знаешь, что? На хрен», – подумала я и протянула руку к сумке.

Я была измучена. Учеба. Работа. И этот постоянный, день и ночь, штурм крепости, которую Кен возвел вокруг своего сердца.

Но, как выяснилось, там не было никакой крепости.

Там и сердца-то не было.

– Кен, привет. Я знаю, что ты работаешь. Я просто… хотела сообщить тебе, что заезжала после учебы и забрала свои вещи. Типа все. Я знаю, что расставаться сообщением на автоответчике считается довольно гадко, но думаю, как раз именно тебе это может понравиться. Таким образом, тебе не придется разговаривать о твоих проклятых чувствах, что ты, очевидно, делать вообще не способен, ну, или, не знаю, может у тебя их просто нет. В любом случае сегодня утром ты ясным образом дал понять, что не чувствуешь ко мне того, что я чувствую к тебе, так что я больше не буду тратить на это свое время. И твое тоже. Мой ключ лежит на столе. Пока, Кен.

Щелк.

Я кинула телефон обратно в сумку и почувствовала легкое дуновение надежды – искорку, крошечный всплеск в океане жалости к себе – но все же. Я пережила очередной разрыв, и на этот раз даже ничего ни в кого не швырнула, никого не ударила, меня не похитили под дулом пистолета, и вообще ничего такого.

Я справлюсь.

Нет, со мной все будет даже лучше, потому что у меня будет другой парень, веселый – который пьет, курит и у которого больше татуировок, чем галстуков в шкафу, – и уже до конца этой недели. И если я что-то и знаю наверняка, так это то, что лучший способ пережить одного мужика – это найти другого.

Так быстро, как только можно.

27

Я стояла лицом к кровати, положив руки на выступающие бедренные кости, пока мама завязывала у меня на спине шелковистые ленточки черного топа в обтяжку.

– Так, погоди, правильно ли я поняла, – сказала она, завязывая бант. – У тебя сегодня свидание с барменом, но Кен пока даже не знает, что вы с ним расстались. – Моя легкая хиппующая мама никогда никого не осуждала, но я ясно расслышала в ее тоне нотки неодобрения.

Обернувшись, я окинула ее убийственным взглядом.

– Он может знать. Я оставила ему сообщение.

Она приподняла одну рыжую бровь.

– И не смотри на меня так! А что я должна делать? Торчать там еще полгода, ожидая, пока он случайно ударится головой и начнет испытывать какие-нибудь чувства? Да ну на фиг!

Мама подняла руки.

– Хорошо. Ладно.

– Прости. – Я виновато улыбнулась и указала на кучу одежды, раскиданную на кровати. Тыча в две пары штанов, я спросила: – Тигровые или кожаные?