Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

– Войдите! – радостно кричу я.

Дверь отворяется, на пороге – Тесье и незнакомая красивая женщина. Точнее, она мне откуда-то знакома. Вот только где же мы с ней встречались? В университете? В одной из редакций? Тем временем мои неожиданные посетители проходят в комнату.

– Вы ожидали увидеть кого-то другого? – лукаво интересуется гостья.

Ее голос и интонации воскрешают в памяти разговор в кабинете Тесье. Боже, как давно это было! Прошло, наверное, не меньше полугода. Но кажется, что с тех пор минуло не одно десятилетие.

– Мадемуазель Луассо? – неуверенно спрашиваю я.

– Луазо, – с очаровательной улыбкой поправляет она. – Можно просто Николь.

– Садитесь, – спохватываюсь я, – что же вы стоите?

– Благодарю, мы ненадолго, – величественно отвечает Тесье, но все же опускается на стул.

Изящная спутница следует его примеру. Тесье, как обычно, не теряет времени и с ходу приступает к делу.

– Пятый, мы рады сообщить вам, что ваш подготовительный период закончился. Скоро вам предстоит переход в ваш мир.

«Наконец-то!» – мысленно ликую я.

Но внешне остаюсь спокойным и сдержанным. Позволяю себе только вежливую полуулыбку и полный достоинства кивок – мол, хорошие новости, спасибо, ценю. Таков уж я, Пятый. Тесье смотрит на меня с одобрением.

– А вы времени зря не теряли, – говорит он.

Еще кивок. Спасибо, цену себе я знаю. В разговор вступает Луазо:

– Пятый, мы пришли для того, чтобы еще раз напомнить вам о ваших обязанностях. Вы должны…

После этого следуют уже несколько поднадоевшие мне наставления: о том, что я должен быть Пятым везде и всегда, не выходить из образа ни на миг, не пытаться узнать то, что мне знать не положено, слушаться старших, то есть тех, кто будет вещать через мой имплантат, а также сообщать этим старшим о нездоровых тенденциях, если таковые замечу.

– … В основном корректировать ваше поведение буду я, – заканчивает гостья. – Думаю, мы с вами сработаемся. На первых порах я, скорее всего, буду вмешиваться в вашу жизнь достаточно часто, но со временем мое вмешательство станет ненужным.

Я несколько снисходительно смотрю на нее. Я – Пятый. Что уж там корректировать…

– Все это, впрочем, вы уже слышали, – говорит Тесье, внимательно глядя на меня. – А теперь самое главное. Как вы догадываетесь, вы не можете просто отворить какую-то дверь и очутиться в вашем мире. Ваш переход должен быть тщательно скоординирован. Ни один обитатель мира Книги не должен знать о том, что один актер сменился другим. Для подобных переходов мы используем специальное помещение, так называемый тамбур. С этой стороны в него зайдете вы, с другой – нынешний Пятый. А выйдет каждый из вас соответственно в противоположную дверь. Таким образом, с точки зрения любого наблюдателя, Пятый просто на какое-то время зайдет в комнату.

Нехорошее у меня воображение. Ну почему тамбур, о котором он так торжественно говорит, представляется мне в виде уборной? Хотя это легко объяснить: уборная – именно та комната, в которую люди на некоторое время заходят и где никто их не тревожит. Еще месяц назад я бы, наверное, усмехнулся. Сейчас я молчу.

– Чтобы свести к минимуму любые возможные осложнения, замена будет произведена ночью, – продолжает Тесье. – А именно этой ночью.

Мое сердце вдруг начинает стучать громче. Сегодня! Я догадывался об этом, когда они вошли, но все равно это известие поражает меня. Сердце стучит так, что я с трудом слышу, что говорит Тесье:

– Около полуночи за вами придут. Ваши личные вещи останутся здесь, обратно вы их получите через три года. Отныне одежда, предметы личной гигиены, канцелярские принадлежности, словом, все, что может вам понадобиться, будет предоставляться в рамках вашего нового мира. Любой предмет будет либо сделан в нем, либо дарован Господом. На три года вам придется забыть обо всем, что не может быть получено одним из этих способов. С сегодняшней ночи вы становитесь настоящим Пятым.

Он поднимается, вслед за ним встает Луазо, а потом, подчиняясь общему движению, встаю и я.

– Я буду видеть и слышать вас достаточно часто, – протягивая руку, говорит Тесье. – Но я очень надеюсь, что мне не придется встретиться с вами раньше, чем через три года.

Я молча жму его твердую прохладную ладонь. Андре мог бы сказать что-то веселое на прощание. Но Пятому говорить нечего. Он просто возвращается к себе домой. Впрочем…

– Позвольте два вопроса, – говорю я.

Тесье кивает и бросает на свою спутницу быстрый взгляд, всем своим видом говоря что-то вроде «ну, разве я тебя не предупреждал?». Игнорируя эту пантомиму, я спрашиваю:

– Не могли бы вы сообщить мне, что происходит сейчас с моими бывшими соучениками? Я говорю о Четвертом и Восьмой.

– А разве это имеет какое-нибудь значение для Пятого? – вкрадчиво интересуется он в ответ. – В вашем мире вы обнаружите Четвертого и Восьмую, которые живут в нем долгие-долгие годы.

Я чувствую, как мое лицо вытягивается. Такого ответа я не ожидал. А следовало бы.

– Леон, ответь ему, – вдруг неожиданно твердо говорит Луазо. – А то я сама скажу.