Физрук-9: назад в СССР (СИ)

И вот теперь, разбрызгивая холодные лужи, он напряженно размышляет, стоит ли сообщать Ортодоксу об этом «волчке», обнаруженном в комнате дочери? Ведь, как ни крути, а эта штукенция может иметь явное и недвусмысленное отношение к «Процессу». Почему? Да потому, что при всей своей бредовости, теория оказалась рабочей. Помнится, Ортодокс даже заказал полностью закрытое социологическое исследование… Не только несчастный Философ попал в его сети… Так вот Ортодоксу хотелось знать, склонны ли подростки и юнцы с юницами студенческого возраста к употреблению дури более, чем их сверстники, не поддавшиеся обработке «Процессом»?

— И каков итог?

— Не знаю. Мне лишь известно, что «побочным эффектом» стало пробуждение необыкновенных способностей и талантов… Мы опять отклоняемся… Дело в том, что у кайманов есть своего рода контрразведка, которая почему-то именуется…

— Лозоходцами, — догадался я.

— Верно!.. Из всех кайманов эти, пожалуй, самые мерзкие… Философу становится дурно, как только он представил, что в комнату дочери ввалятся лозоходцы, все там перетряхнут и опрокинут вверх дном, напугав до смерти Люсьену, и, может быть, забрав для дознания малышку… С этих тварей станется.

— И он решил промолчать?

— Да, но понимая, что обычным молчанием не обойтись. Нужно что-то предпринять…

Без стука вошла Стеша. Осведомилась все ли нам понравилось? Мы за разговором действительно умудрились умять львиную долю снеди. Девушка забрала грязную посуду и объедки, оставила нам кофе с корзинкой восточных сластей и снова удалилась. Не знаю, как собеседник, а я с удовольствием предпочел этот превосходно сваренный кофе холодному красному «сухарю». Третьяковский же трескал и то и другое. Судя по его горящему взгляду ему не терпелось рассказать, что было с дальше с его героем. Хотя, конечно же, с ним самим. А мне очень хотелось узнать, потому что из уже услышанного многое следовало, но с выводами торопиться пока не стоило.

— Так вот, идет себе Философ по дождливой ночной улице и ломает голову — как ему быть? И попадает в драку… Ты помнишь, как двое бандитов пытались меня засунуть в кузов и увезти?.. — Я кивнул. — Так вот, это было точно такое же похищение, как и в его случае. Ведь ему, Философу, так же брызнули сильно действующим аэрозолем в лицо, а когда он потерял сознание, схватили и закинули в кузов, чтобы вывезти за город… В том городе очень узкие улочки, да еще и плохо освещенные. До сих пор фонари зажигают специальные фонарщики. Понятно, что ради — туристов, а не для удобства горожан. Так вот, бредет Философ по такой улочке, минует одинокий фонарь и едва не натыкается за пределами освещенного пространства на грузовик с брезентовым верхом. Двигатель на холостых оборотах, а в сыром воздухе ощущается запах выхлопных газов. Возле грузовика топчутся трое. Сам будучи бойцом, Философ сразу понимает, что это не драка. Просто двое в прорезиненных плащах с низко надвинутыми капюшонами, пытаются поднять с земли третьего. При этом — стараются не производить лишнего шума, только хрипло дышат и шаркают подошвами по булыжнику. Почему-то у них никак не получается поднять бедолагу, тот словно выскользает из их рук. Философ подходит ближе и громко командует…

— Отставить! — машинально произнес я.

— Да, именно так…

— И эти двое оставляют свою жертву и пытаются поквитаться с прохожим, а потом появляется мальчик, который правильным голосом произносит детскую считалку? — спросил я.

— Ты почти угадал, но — не совсем… Считалку правильным голосом произносит сам Философ. Ведь он же и придумал это способ вербальной самозащиты для последователей его учения о «Процессе». Ему пришлось долго тренироваться и он не был уверен, что сумел достичь нужного уровня. Тем более, что повиноваться считалке могут только люди привыкшие подчиняться. Рядовые кайманы как раз из этих. Когда бандиты удирают, он склоняется над лежащим и понимает, что это ребенок. Мальчишка лет двенадцати— тринадцати. Философу становится страшно, а вдруг эти мрази убили пацана? Он наклоняется над телом, чтобы проверить пульс, но парнишка вдруг поднимается сам.

— То есть, двое здоровенных дуболомов не смогли справиться с подростком?

— Не смогли. Он просто упал и что-то сделал со своим телом, оно стало неимоверно тяжелым и одновременно словно бы жидким. Они именуют это — «растечься каплей».

— Кто они? — спросил я, хотя уже знал ответ.

— Ты их называешь — нагуалями, а Философ мысленно тогда стал называть их «процессорами».

— Процессор — это чип с микроскопическими транзисторами, который используется в вычислительных машинах, — проявил я эрудицию.

— Тогда Философ этого не знал, но, думаю, он охотно согласился бы с тем, что слово «нагуаль» звучит лучше.

— И что было дальше?

— Парнишка оказался весь мокрый и грязный. Философ понимает, что его надо доставить домой, но в такси такого заморыша не пустят. Тогда он спрашивает у спасенного адрес и решает его проводить. И вот идут они по узким, плохо освещенным улочкам старинного города и между ними начинается разговор.

— Тебя как зовут? — спрашивает Философ у мальчишки.