Флаг Командора

Нет, он ее любит. Просто, как бы это сказать, быстро устает от предмета своей страсти. Благо предмет этот очень привык давать общие советы, а то и просто упрекать во всех совершенных и несовершенных грехах. Есть у некоторых представительниц прекрасного пола такая милая склонность.

– Ветер попутный, – соглашается Флейшман. – Куда несет, туда и плывем.

Ох, любим мы в свободное время позубоскалить!

Послушать нас со стороны – полное впечатление, что мы не переносились никуда из своего времени и не было ни смертей, ни проблем. Словно сидим на своей яхте да приятно проводим часы в дружеском кругу. Этакие каникулы за тысячи миль от дома.

И за три сотни лет.

Интересно, это защитная реакция организма, или мы окончательно примирились со случившимся и теперь чувствуем себя в семнадцатом веке как в двадцать первом?

Если второе – то это радует. Вернуться мы все равно не сможем ни при каком раскладе, и остаток наших жизней пройдет здесь.

Попутно зародилась мыслишка: а хотелось бы мне вернуться? Нет, я понимаю, тут от наших желаний ничего не зависит. Никто никогда не объяснит, какой вихрь перенес нас в пространстве и времени. А уж попасть опять в подобный феномен природы, только действующий в обратном направлении…

И все-таки: хочу ли я?.. Честно, положа руку на сердце?

Равномерно покачивается бригантина, скрипит дерево, плещутся волны за бортом. Шпага на поясе, рядом сидят если не друзья, то проверенные приятели. Знаешь, чего стоит каждый.

Хочу ли?

Как ни странно – нет. Тошновато я чувствовал себя последние годы. Размеренная жизнь, убивающая чувства, ни событий, ничего.

Покой – вещь хорошая, только к вечному мы и так придем. Для отдыха – неплохо, для жизни предпочитаю как сейчас. Чтобы масса событий, и все зависело от меня. Не экстремал, просто мужчина. Жизнь лучше всего чувствуется тогда, когда висит на волоске.

– И куда нас несет? – спрашиваю для порядка.

– В ту же сторону, что и Гитлера. На восток, – отвечает Юра.

– На юго-восток, – немедленно уточняет Валера.

– Значит, не как Гитлера, – делает вывод Флейшман. – Кого-то другого. Скажем, Буша.

– Иными словами, вопрос о возвращении отпадает сам собой.

– Почему же? Если очень постараться… – опять отвечает мне Юра. – Да и ветер – штука переменчивая.

– Сегодня дует, завтра – нет, – соглашаюсь с последним утверждением.

Тихонько смеемся, хотя что здесь смешного?

Бросаю взгляд на карту. Испанские владения меня особо не интересуют, поэтому взгляд скользит мимо Сент-Люсий и Сент-Винсентов. Пусть их хранят святые! А вот Барбадос… Детская мечта Ширяева.

Пусть сбываются мечты!

– Идем на Барбадос, – объявляю я.

Ширяев радостно улыбается. Человек попал в мир своих позабытых фантазий и теперь наслаждается этим.

– А он нам по зубам? – Флейшман смотрит серьезно. – Или по зубам дадут нам?

– Не будем подставлять – не дадут… – План готов давно. Собственно, даже не план, а повторение предыдущего.

Каждый городок в здешних неспокойных местах прикрывается фортом. Сил для схватки с береговыми укреплениями у нас нет. Да и зачем нам это надо? Ты стреляешь в них, они – в тебя. Пусть так воюют те, кто любит канонаду. Нет смысла ломиться в закрытые двери, когда рядом есть окна.

– Барбадос возьмем. Что дальше? – второй раз за вечер подает голос Валера.

То, что он не сомневается в успехе, это хорошо. Плохо то, что он до сих пор чувствует себя потерянным, не может вписаться в новое время.

Или причина кроется в Мэри?

Скорбь по погибшим закономерна, только не надо зацикливаться на скорби.

– Дальше пойдем домой.

– В Пор-де-Пэ? – уточняет Валера.

– А у нас есть другой дом? Или хотя бы гостиница?

– Я не о том. Мы же не навсегда обосновались на Гаити. Деньги у нас после похода будут. Можно будет решать.

– Раз можно, значит, решим, – к вящему удовольствию остальных, мой ответ звучит достаточно уклончиво.

Но, честное слово, надоело переливать из пустого в порожнее! Да и не все дела сделаны здесь, чтобы перебираться в другое место. Мужчина должен платить по счетам. Наши же счета еще не погашены.

– И вообще. Философию откладываем на потом. Твоя задача, Валера, – подвести корабль к берегу вне видимости города, но и не слишком далеко от него.

– Бриджтаун, – с мечтательной улыбкой сообщает Ширяев.

– И сидит в нем полковник Бишоп, – добавляет Флейшман. – Гаденыш редкостный даже для Англии. Зато племянница у него чиста и непорочна, несмотря на своих лет тридцать, если не больше.

– Почему тридцать? – едва не обижается Ширяев.

– Элементарно, Ватсон. В начале романа ей лет двадцать пять, плюс-минус два года, да добавь, сколько длится ее затянувшееся ожидание.

Сам я текст Сабатини практически не помню. Читал в детстве, да когда оно было, детство? Смутно припоминается, что роман даже тогда показался мне излишне романтическим, больше относящимся к сказке, чем к реальной жизни.

Ширяев смотрит обескураженно. Очевидно, Флейшман прав.