Фламандская доска

Скорее всего, сказала она себе, изучая эту любопытную схему, все это просто пустая трата времени. Да, она уяснила все эти переплетения, ну и что? Это только доказывает, что автор картины был действительно в высшей степени хитроумным человеком. Однако никоим образом не проливает свет на гибель Альваро: он поскользнулся в ванне — или ему помогли это сделать — полтысячи лет спустя после того, как была написана «Игра в шахматы». Сколько бы еще рамок и стрелок ни нарисовала Хулия, картина ван Гюйса не могла содержать в себе ничего, относящегося к ней либо к Альваро, ибо художник не мог предвидеть, что они когда-то появятся на Земле… А вдруг все-таки он? Тревожный вопрос пульсировал в голове Хулии. Созерцая совокупность символов, составляющих эту картину, должен ли зритель сам приписывать им то или иное значение, или же эти значения были зашифрованы в ней изначально, со времени ее создания?

Хулия все еще рисовала стрелки и вычерчивала рамки, когда зазвонил телефон. Вздрогнув, она подняла голову и уставилась испуганным взглядом в аппарат, стоявший на ковре. Кто мог звонить ей в половине четвертого утра? Она мысленно перебрала несколько вариантов, но ни один из них не успокоил ее, и телефон успел прозвонить еще четырежды, прежде чем она пошевелилась. Она шла к нему медленно, неуверенными шагами, но вдруг подумала: если он перестанет звонить раньше, чем я успею выяснить, кто это, будет еще хуже. Она представила себе, как проведет остаток ночи, съежившись на диване, боязливо посматривая на аппарат в ожидании новых звонков… Нет уж, спасибо. Она почти яростно сорвала трубку:

— Слушаю!

Вырвавшийся у нее вздох облегчения, наверное, был слышан даже Муньосу, который прервал свои объяснения, чтобы осведомиться, все ли у нее в порядке. Ему очень не хотелось звонить в столь поздний час, но все-таки он счел, что дело стоит того, чтобы разбудить ее. Сам он тоже несколько взволнован, потому и взял на себя такую смелость. Что?.. Да, речь идет об этом. Всего пять минут назад… Алло!.. Вы слушаете? Да, всего пять минут назад. Да, что-то вроде озарения. Теперь уже можно со всей точностью сказать, какая фигура съела белого коня.

7. КТО УБИЛ РЫЦАРЯ

Белые и черные фигуры, казалось, воплощали противостояние между светом и тьмой, между добром и злом, заключенное в самом человеческом духе.

Г. Каспаров

Я не мог уснуть, все думал об этом — с одной стороны, с другой… И вдруг понял, что занимаюсь анализом единственно возможного хода. — Муньос выложил на стол карманные шахматы и схему, испещренную его пометками и уже настолько измятую, что ему пришлось разгладить ее ладонью. — Но все-таки никак не мог поверить… У меня ушел час, чтобы еще раз проверить все сверху донизу.

Они сидели в маленьком кафе, работавшем всю ночь, у самой витрины, за которой простирался пустынный в этот час проспект. Посетителей было раз-два и обчелся: несколько актеров из соседнего театра да с полдюжины полуночников обоих полов. У дверей, оснащенных электронной системой сигнализации, зевал, поглядывая на часы, охранник в камуфляжной форме наподобие армейской.

— Теперь следите особенно внимательно. — Шахматист указал на диаграмму, затем на доску. — Мы восстановили последний ход черной королевы — с b2 на с2, но мы не знали, какой предыдущий ход белых заставил ее сделать это… Помните?.. Рассматривая угрозу со стороны двух белых ладей, мы решили, что та из них, что находится на b5, могла прийти туда с любой клетки пятого ряда, но это не оправдало бегства черной королевы, потому что вторая белая ладья, та, что на b6, еще раньше угрожала ей шахом… Возможно, решили мы, эта ладья съела на b5 какую-то черную фигуру. Но какую? Это нас остановило.

— И какую же фигуру она съела? — Хулия изучала взглядом доску, чье черно-белое, геометрически расчерченное пространство уже не казалось ей неведомой страной: теперь она ориентировалась в нем достаточно свободно. — Вы сказали, что выясните это, когда разберетесь с фигурами, выведенными из игры.

— Я и разобрался. Я изучил их все, одну за другой. И пришел вот к какому удивительному выводу:

— Какую же фигуру могла съесть эта ладья на b5? — Муньос смотрел на доску своими воспаленными от бессонной ночи глазами так, словно и правда до сих пор не знал ответа. — Черного коня? Нет, потому что оба они еще находятся на доске… И не слона, потому что поле b5 — белое, а черный слон, который передвигается по диагонали по белым полям, еще не сходил с места. Вон он — на с8, и обе белые диагонали, по которым он мог бы выйти оттуда, заблокированы черными пешками, еще не участвовавшими в игре…

— Может, это была черная пешка, — продолжала Хулия.

Муньос отрицательно покачал головой.