Фламандская петля

Зоя покраснела. Она одновременно чувствовала и вину, и возмущение. Вину за то, что не только у нее дома скучал ребенок, возмущение тем, что какой-то час за безумные дни и ночи – не повод орать на всю ферму, будто она была злостной прогульщицей.

Ферма гудела сутками: собирали с полей громадные рулоны сена и заканчивали второй покос, неудачный. Из-за отсутствия дождей трава почти не росла, пересыхая на корню. Гоняли на дальний выпас молочное стадо, так как на ближних есть было уже нечего, и едва поспевали вернуть скотину в коровники ко времени дойки, а тут еще и летний отел подоспел. Август, одним словом.

– Вы, Дмитрий Николаевич, совесть бы поимели, – неожиданно заступилась за Зою пожилая доярка Нина Ивановна, с которой они встретились по дороге к телятнику. – Зоинька, почитай, живет на ферме. Надо же и домой заглянуть? Что бы ваша Елена Михайловна без нее делала? Спасибо бы сказали…

– Ты, Ивановна, меня не совести. Отел идет. Благодарности будем потом раздавать, – пробурчал зоотехник. – Сейчас работать надо.

Зоя повернулась и поспешила в родильное отделение телятника, не слушая продолжения перепалки. У самых дверей подол ее ситцевого платья взметнул внезапный порыв горячего ветра, как будто грузовик мимо промчался. Удивленная, Зоя оглянулась. В надвигающихся сумерках небо на горизонте медленно наливалось тяжестью огромной тучи.

«Скорее бы уж полило! – подумала женщина, открывая дверь. – На такой жарище да без капли дождя кто угодно взбесится. Уж на что Кузьмичев мягкий, а и он срывается». – Она вздохнула.

В большом телятнике стоял привычный шум: в цехе первотела мычали коровы, разлученные с телятами и стельные; в ремонтном – жалобно звали мамаш новорожденные малыши, привязанные в своей выгородке; телята постарше возились в больших стойлах. Елена Кузьмичева – ветеринарный врач – только махнула Зое рукой из длинного прохода ремонтного цеха. Даже издалека она выглядела усталой. Зою снова накрыла волна стыда, и она заторопилась переодеваться.

* * *

Семен Зимчук заглушил трактор и полез из перегретой кабины. Несмотря на то что дело близилось к ночи, жара не спадала и поднявшийся ветерок не спасал. Перекинувшись парой слов с дежурным механиком, Семен с тоской посмотрел в сторону основных строений фермы. Длинное здание телятника загораживали коровники, но даже если бы он мог увидеть со двора механизации его беленые стены и серую шиферную крышу, то уж разглядеть фигурку жены все равно не удалось бы.

Семен помялся с минуту, разрываясь между желанием увидеться с Зоей и поцеловать перед сном кудрявую головенку дочки, и, махнув рукой, отправился в поселок. По пути его нагнал рыжий «рафик» совхозуправления.

Семен помахал водителю, и улыбчивый, добродушный Олежка Михайлов согласился подкинуть его до самого дома.

– А сам-то куда на ночь глядя? – спросил Семен.

– Да ну их, – беззлобно отмахнулся Олежка. – Придется гнать с самого утра в район за Анатолием Дмитриевичем. Аж к восьми. Ну так я сказал, что на дворе коняку поставлю, чтобы в гараж до свету не переться.

Семен только хмыкнул. Олега любили и в управе, и в гараже, и в ремзоне. Открытый и веселый, парень был скор на подмогу и никому ни в чем не отказывал. Не отказывали и ему.

Быстро темнело, с полей на поселок шел грозовой фронт, но в воздухе не чувствовалось никакой прохлады, наоборот, даже ветер казался горячим. На Ленина уже зажглись новые, только в прошлом году установленные по обеим сторонам улицы фонари, а в переулке у тещиного дома пятачками света пытались разогнать тьму древние лампы под жестяными колпаками, висевшие на деревянных столбах. Да не у каждого дома такой столб стоял.

«Рафик», ворча и подпрыгивая на неровностях дороги, укатил обратно к главной улице, подмигнув «стопами» у поворота, а Семен толкнул скрипучую калитку. На веранде было светло, за густой сеткой тюля мелькала фигура тещи.

– Мам Саш, я дома, – крикнул Семен с крыльца, чтобы не напугать женщину внезапным возникновением из темноты.

– Папа! – Лидочка метнулась в ноги, радостно вереща и топая босыми ножками по нитяным коврикам на полу веранды.

– Кто это не спит? – притворно сощурился Семен. – Доча моя?

– Дося, дося, – подтвердила девочка и требовательно вытянула ручки вверх.

Семен подхватил на руки теплое тельце, дочка прижалась щекой к его щеке и тут же отстранилась:

– Колюсий!

– Сеня, пойди умойся, ужин готов, – скомандовала Александра Васильевна. – А маленьким девочкам пора спать!

Он склонился над рукомойником, плеснул воды в лицо на обожженную солнцем кожу и, намылив руки, принялся умываться, фыркая и крякая от удовольствия. Сдернув с крючка полотенце, мельком покосился в старое зеркало с изъеденной амальгамой – выгоревшие волосы торчком стояли на макушке, с мокрой челки капало на лицо, на побелевшие от солнца брови. Капельки воды стекали по скулам, застревая в рыжеватой щетине, сгладившей упрямый квадратный подбородок, и убегали по шее вниз, на загорелую грудь.