Флэш-Рояль

– Помните ведь продуктовый на углу, недалеко от молочной, через две двери от букмекерской конторы вашего папаши? Господи помилуй, матушка моя так и сновала туда-сюда, с таким-то соблазном у порога и не сделать ставку… – усмехнулся Смедли. – А вас всегда мне в пример ставили. Все ж единственный парнишка в наших кругах, кто пошел в гимназию, а потом еще военная учеба, так ведь?

– Сандхерст[2].

Де Джерси все еще не мог вспомнить стоявшего перед ним человека.

– Ваш отец, бывало, показывал нам фотокарточку, где вы при форме. Ох, до чего ж он гордился! Поймите правильно, просто я знавал вас раньше, потому и слежу за вашими успехами. Вас-то теперь не узнать, но я и сам увлекаюсь скачками, и как-то подумал, а не вы ли это. Заприметил вас в Эпсоме несколько лет назад. Ваш отец был еще тот оригинал, да?

– Он давным-давно умер.

– Знаю, знаю, но какие деньки были, а? Были мы на его похоронах. Разве он не хотел, чтобы его пепел развеяли над ипподромом Эпсома? Мне это очень запомнилось. Какой все-таки был человек! Вы это сделали?

– Простите?

– Выполнили его последнюю просьбу?

– Нет, мне не дали разрешения. Что ж, был рад пообщаться с вами, мистер Смедли, – коротко сказал де Джерси и отвернулся, но мужичок снова остановил его, похлопав по руке:

– Гарри, сэр, просто Гарри. Забавная штука жизнь, а? Слыхал, вам пришлось бросить военное училище. Травма, так ведь?

Де Джерси не терпелось уйти, но Смедли не отставал.

– Да, я повредил колено.

– С лошади упали, а?

– Играл в поло.

Де Джерси даже посмешила назойливость этого типа.

– Верно, но, если начистоту, это наверняка судьба. Только посмотрите на себя, а? Я вот отслужил по полной. В жизни столько неожиданного, да?

– Определенно, Гарри, – ответил де Джерси.

– Никто бы не поверил, что мы с вами хаживали в Ист-Энде в одну школу.

– Ну, об этом немногие знают, – сказал де Джерси. Достав бумажник, он вынул оттуда две купюры по пятьдесят фунтов. – По старой памяти поставьте на Флэш-Рояля, не пожалеете.

Он сунул банкноты в нагрудный карман костюма Смедли и, не дав ему снова открыть рта, пошел прочь.

– Удачи вам, сэр, – сказал Смедли и чуть наклонил котелок.

Де Джерси нисколько не огорчился, что Смедли вспомнил о его детстве, оставшемся в далеком прошлом. В другое время Эдвард, может, и испытал бы раздражение, но не сегодня. Шагая по беговой дорожке, де Джерси думал о своем крохотном, но энергичном отце, Ронни Джерси. Уже через много лет после его смерти Эдвард приобрел приставку «де» к своей фамилии: так казалось, что его имя принадлежит к высшим кругам, чем-то напоминая титул. Сейчас уже ничто не выдавало в нем выходца из Ист-Энда – он выработал хорошо поставленную аристократическую речь.

Травма, о которой упомянул Смедли, разрушила все надежды Эдварда на военную карьеру. Теперь, оглядываясь в прошлое, де Джерси понимал, что так действительно было суждено, однако в то время он тяжело воспринял этот удар. После падения колено пострадало так сильно, что он хромал и по сей день, время от времени испытывая ноющую боль, но при этом никогда не делал себе поблажек в ежедневных изнурительных тренировках с лошадьми.

В некотором отдалении Смедли потчевал кого-то из распорядителей байками о своем «школьном приятеле» Эдварде де Джерси:

– У его отца была букмекерская контора, даже две. Денежные местечки, да, но в пятидесятых ему досаждали бандиты. Говаривали, что его вынуждали выйти из бизнеса, а когда место занял сынок, то вскоре все распродал. С трудом верится, а? Сейчас-то вон какой джентльмен и говорит-то будто из благородных, но мы в одну школу хаживали. Честно вам скажу, хотел бы я такую жизнь. У него, черт подери, миллионы!

Смедли так бы и не замолк, если бы не пришло время распорядителям осматривать ипподром: скоро предстояло вывести на парадный круг первых лошадей.

Де Джерси миновал загон для чествования победителей, прошел под знаменитой аркой в стене и направился к ложам. Поднявшись на лифте на третий этаж, приблизился к своей закрытой ложе. Остановился и, облокотившись о перила, взглянул вниз на столпотворение: сцену окружало людское море. Протолкнуться было уже не так просто, зрители стояли почти плечом к плечу. Всеобщее радостное оживление подогревалось попурри из старых эстрадных песен. Оркестру подпевал народ: «О-у-у, нет в мире женщины лучше, чем моя старушка»[3]. Под звук этих мелодий оживало прошлое, и де Джерси вспомнился отец, стоявший возле пианино в пабе неподалеку от их типичного дома рядовой застройки. В отличие от Смедли или молочного магазина, этот бар с поющим на пределе возможностей отцом запечатлелся в памяти Эдварда в мельчайших подробностях. Лишь после нескольких пинт пива Ронни Джерси осмеливался подняться и запеть, неизменно устремляя свои глаза-бусины к обожаемой Флоренс, его жене. Де Джерси тихонько рассмеялся про себя, услышав сквозь годы голос матери: «Эдди, как доешь чипсы, забери папину шляпу. Мы идем домой!»

Кто-то коснулся его плеча. Де Джерси повернулся и увидел рядом с собой лорда Уилби.

– Приветствую, Эдвард, отличный день для такого события.