Флэшбэк

— Раз ты сказала «отменные напитки», мне пока этого хватит, — прервал я ее и огляделся по сторонам. — Интересно, здесь удивляют посетителей быстротой обслуживания, или нужно продырявить потолок, чтобы…

— Слушаю вас? — послышалось слева от меня. Я повернулся к официанту. Тот самый, который большим пальцем показал на одну из звезд мирового балета одному из лучших детективов вселенной.

— Что сам пьешь? — спросил я его.

— «Клеловач»… — ответил он.

— Его еще делают? — спросил я. — Я думал, в Югославии больше не осталось можжевельника. Гм… А что еще?

— Еще я люблю «сайд-кар», но с «аурум» вместо «куантро», — ответил он, внимательно глядя на меня.

Я кивнул:

— Могу себе представить. И нёбо не раздражает.

— На десерт люблю лейпцигский бальзам, — вызывающе сказал он.

— Но с крепким сладким кофе, — быстро добавил я. '

Он набрал в грудь воздуха.

— Вам говорит что-нибудь название Клостерней-бург? — спросил он.

— Разумеется, — обрадовался я. — Там до сих пор живет Хагги Клафф? И все еще не может простить тех, кто лучшим лимузиновым деревом считает дубовую древесину из Тронсэ?

— Все верно, сэр. Если позволите, я займусь приготовлением чего-нибудь особенного для вас?

— Именно об этом я и мечтаю. И что-нибудь для дамы…

— Прошу прощения, но это мой коктейль, из моих напитков, и я делаю его только для своих гостей. Со всем к вам уважением, мадам… — Он поклонился Таде и удалился.

Она радостно захихикала и коснулась моей руки.

— Так тут всегда, так что не волнуйся. Удивление, ошеломление, возбуждение, осмеяние… Это основные лозунги данного заведения. Взгляни на этот «Бюллетень абсурда». — Она подвинула мне напечатанный красивым шрифтом листок; я бросил взгляд на текст:

«Еще двадцать лет назад в железнодорожных вагонах Польши (Центральная Европа) висели правила для пассажиров, в которых, в числе прочего, можно было прочитать:

Запрещается без разрешения проводника передвигать спинки сидений. Запрещается езда на крышах, сцепках и т. д. После прибытия на конечную станцию пассажиры обязаны (sic!) покинуть вагоны».

Я посмотрел на Таду.

— Это вершины абсурда, еще одно чудачество «Грота». Но скажи мне, что это за лимузиновое дерево?

— Ха! Это лучшее сырье для изготовления бочек и чанов, предназначенных для выдержки благородных вин и коньяков. Одни предпочитают дуб из бывшей провинции Лимузин, другие — из леса Тронсэ. Вот и все.

Она внимательно и серьезно смотрела на меня. Посмотрел и я на нее. Маленький, пушистый, легкий, словно из семян одуванчика, беретик-шапочка, сидевший слегка набекрень, придавал ее лицу задорный или, может быть, слегка заносчивый вид. Серо-зеленые глаза были созданы для смеха, женщины с такими глазами шагают по жизни радостно и бодро и чаще всего еще до сорока лет испытывают сильнейший душевный надлом, после чего кончают прыжком в пропасть. Иногда, хотя и редко, они доживают до почтенного возраста и становятся чудесными симпатичными старушками, в глаза которых влюбляются невинные юноши.

— Можешь назвать какой-нибудь напиток на букву «с»? — спросила она.

— Саке, самсю, стейхагер, стрега, сидр, старка…

— А на «к»?

— Кюрасао, кьянти, кларет, коблер…

— А на «г»?

— Голдвассер, граппа, гриотте… Ты что, хочешь нанять меня обслуживать прием?

— Нет… — Она отпила из своего бокала. — Я думала над тем, почему именно тебя Рикки нанял для этого дела…

— Ну, значит, теперь уже знаешь — тот, кто разбирается в напитках, разбирается во всем.

— Неужели ты чувствуешь себя обескураженным? — спросила она. — Смущенным? Перестань… — Она снова коснулась моей руки. На меня это подействовало, как глоток AYO. — Теперь я понимаю, почему он настаивал именно на тебе.

Я увидел, что к нашему столику приближается мой официант, неся на маленьком подносе высокий бокал, наполненный почти прозрачной жидкостью с легким розоватым оттенком.

— Очень рад, — сказал я Таде. — Объяснишь мне когда-нибудь, а то я все равно ничего не понимаю.

Официант поставил передо мной бокал и тотчас же удалился. Я вспомнил, что главный девиз заведения — удивление. Я понюхал напиток; в голове возникла какая-то туманная ассоциация, но так и не приобрела конкретные черты. Я посмотрел на Таду и сделал глоток. В первое мгновение я ощутил лишь жгучий холод на языке, а потом вкусовые сосочки просто обезумели. Я прикрыл глаза и всецело отдался ощущениям. В этом бокале было все — объятия прекрасных женщин, поэзия Клефта, ветер на горной автостраде, аромат орхидей… Вся жизнь. Кажется, я на несколько минут заснул. Но когда проснулся, мой бокал был пуст, а Тада вглядывалась в меня сверкающими глазами. Я глубоко вздохнул, а она щелкнула ногтем по краю своего бокала.

— Я считаю, что секс имеет смысл только тогда, когда хоть что-то испытываешь к партнеру. Что угодно — уважение, восхищение… Действительно что угодно, но лишь в этом случае секс не является механической мастурбацией, которую легко можно заменить хотя бы новейшим кремом «ОНА-И-ОН».

— Что, есть такое? — деланно удивился я. Впрочем, я и в самом деле ничего не знал о подобном креме.

— Да, уже есть, но…

Я прервал ее, подняв указательный палец.