Флигель-Адъютант (СИ)

Вычислив местонахождение гостиницы Башира, врываться в нее и бросать чепчики в воздух от радости я не торопился. Рекогносцировка и маневры — вот две ключевые составляющие любой операции. Я наворотил дел на острове и повторять такие кретинские подвиги в Шемахани не собирался. А потому — отпустив своих провожатых, занялся разведкой и сбором информации.

На самом деле я совершал моцион по городу и пил кофе — сначала у шемаханцев, потом у баалитов, потом — снова у шемаханцев. Видит Бог, у меня глаза на лоб лезли от количества выпитых чашек с этим бодрящим напитком! Ходил-то я по площадям и улицам никак не меньше трех часов...

Шемаханцы употребляли кофе со щепоткой какао, баалиты — с корицей и розовой водой. Конечно, это зависело от того, какого уровня была кофейня. В заведениях похуже ни о каких изысках мечтать не приходилось: все пили жженую черную сладкую жижу и мечтать не смели о большем. Пили — и ненавидели друг друга.

Ненависть пропитала долину Шемаха и готовилась выплеснуться через край — и это было страшно. Я чувствовал это всеми фибрами души, и аналогии роились в моем мозгу: Эвксина перед мятежом имперских добровольцев, Мангазея во время инцидента в институте благородных девиц, Яшма перед штурмом городского стадиона... И Сан-Риоль, конечно.

Теперь липкая, черная злоба клубилась в Шемахани. Баалиты и шемаханцы готовы были вцепиться друг другу в глотки, и, кажется, катализатором для этого послужила моя эскапада на острове Ахтамара. Как будто сорвало клапан у парового котла, и кипящее его содержимое уже начало вырываться наружу, грозясь превратить обычную поломку в настоящую катастрофу.

Костюм горца позволял мне оставаться условно нейтральным также, как и костюм пограничника во время путешествия в Новый Свет, на крайний Север. Беда была в том, что дили я понимал с пятого на десятое, а по-шемахански и вовсе не разумел ни слова. Кроме одного — "шноракалютюн", конечно. Но не заметить заколоченные, заложенные кирпичами и закрытые ставнями окна, кучки хмурых мужчин, следящих друг за другом с разных сторон улиц, разделявших этнические кварталы и готовые превратиться в барридкады груженые телеги, стоящие во внутренних двориках... Это было просто невозможно.

Да — внешне было всё благостно. Даже ночью работали лавочки, магазинчики и кофейни, люди кланялись и здоровались друг с другом, всё было тихо и обманчиво мирно, но...

Стражники с оружием в руках патрулировал только центральные улицы, боясь соваться в пригород. Эти ребята в белой форме ходили отрядами не меньше, чем в полдюжины бойцов и жались друг к другу, и не особенно интересовались происходящим в городе, мечтая поскорее пройти маршрут и спрятаться в казарму. Особняки и подворья знатных шемаханцев ощетинились колючей проволокой поверх кирпичных заборов, лаяли злющие волкодавы, охрана при первом же сомнении недвусмысленно клацала затворами винтовок. Шемаханцы победнее шушукались и жгли костры у порогов своих домов. Баалиты точили ножи, и в некоторых кварталах лязг от точильных станков с ручным приводом стоял просто неимоверный, аж зубы сводило.

С точки зрения диспозиции — кварталы коренных шемаханцев были расположены в виде эдакой запятой, хвостик которой тянулся вдоль набережной Гегамского моря — здесь проживали рыбаки, ремесленники, торговцы. А точечка представляла собой Старый город — с царским дворцом, особняками богачей, административными зданиями, храмами и историческими памятниками. Вокруг всего этого размытой кляксой размещались баалитские небогатые районы.

Насмотрелся я достаточно — оставалось понять, причем тут острова Ахтамара, кто такой Джавдет, о котором всё время трепались баалиты, и что послужило предпосылкой нынешней не к ночи будет помянутой революционной ситуации? Жили ведь они как-то десятки, если не сотни, лет бок о бок!

Чутье подсказывало — история с любовью на расстоянии нашего драгоценнейшего монарха к местной леди Ясмине, деятельность Вассера и его сумасшедших подельников, шаткая ситуация в городе и царстве в целом, и нынешнее предгрозовое состояние, которое было вот-вот готово разразиться кровавым дождем этнического и религиозного противостояния были частями одной картины. Как кусочки яркой мозаики на стенах домов зажиточных шемаханцев.

И здесь без помощи других людей уже было не обойтись, а потому я направился к гостинице Башира. Было уже заполночь.

* * *

— Мне нужен номер, — сказал я по-имперски. — На неделю или две. А еще — кое-какая информация.

Человек за стойкой снял со своего аристократического носа очки, аккуратно положил их перед собой. Одет он был по западной моде: белоснежная рубашка с расстегнутым воротом, суконная темная жилетка. Его черные как смоль волосы были гладко зачесаны назад, на подбородке имелась ямочка, а глаза казались колючими и в то же время ироничными — как у Стеценки. Я подозревал, что это и был сам Башир, хозяин гостиницы.

— Нынче все едут прочь из Шемахани, а вы напротив — заселяетесь... Да еще и в ночное время. К тому же — явно знали, какая именно гостиница вам нужна, ибо вернулись сюда после длительной прогулки.