Глава 17
— Я оставил сообщение Бэку и Дарси, — сказал Гейдж с беспокойством во взгляде. — Возможно, они слишком заняты, развлекаясь в Пхукете.
Люк расхаживал по кухне дома, в котором вырос, его мускулы подрагивали от раскаленной ярости.
— Думаешь, Дарси сможет заступиться за нас? Потому что судя по последнему, что я слышал: они с папочкой Кокрэйном не очень-то ладили.
Гейдж скривился.
— Я просто подумал…
— Подумал? — закричал Люк. — Думать — это явно не то, что присутствующие здесь умеют делать. Разве МакЭлрой одобрил двумя или хотя бы одним поднятым вверх большим пальцем, когда Алекс вытащила хёрст и разрезала крышу машины Кокрэйна?
— Эй, не вмешивай в это остальных, — перебила Алекс. — Это касается меня и только меня.
Люк глянул на сестру. Он любил ее больше жизни, но прямо сейчас его руки зачесались от желания медленно придушить ее.
— Я еще даже не начинал с тобой, Алекс. Проклятье, мы уже побывали под прицелом Кокрэйна и его газетенки.
— И чья это была вина? — Гейдж всегда был тем, что подставлял свою шею за Алекс, и наоборот. Детьми эти двое были не разлей вода, готовые сразиться с чем угодно, даже с остальной семьей для защиты друг друга. — Ты навлек это на нас со своим
Люк посмотрел на присутствующих в комнате старших в поисках поддержки. Уайатт сидел на кухонном столе, наблюдая за обменом ударами между всеми и выжидая время перед тем, как высказать свое решение. В четыре часа утра Люк наслаждался посторгазменным сном с Кинси, растянувшейся сверху, каждый изгиб которой плотно прижимался к нему. Но затем звонок Уайатта рывком вернул его к холодной реальности. Уайатта, который никогда не звонил, потому что презирал телефонные разговоры. Уайатта, который предпочел бы пробить дыры у себя под ногтями и залить туда неразбавленную аккумуляторную кислоту, нежели набрать номер и поговорить.
Но прямо сейчас Люк хотел бы услышать мнение Кинси, которая настояла на том, чтобы поехать домой вместе с ним. Он так кипел от негодования, что готов был взорваться, и только ее присутствие сдерживало его.
— Что сказал Кокрэйн? — спросил Уайатт у Алекс, весь такой рассудительный и все такое.
Голова Люка была словно объята огнем. Может он заработал аневризму.
— Кому важно, что он сказал? Ничто им сказанное, не может оправдать такую реакцию.
Кинси открыла рот и снова закрыла. Что бы она ни хотела, она могла высказать это сейчас на семейном совете.
— Давай же, Кинси, — подбодрил Люк.
Она откашлялась.
— Ну, то, что сказал Кокрэйн, — важно. Если это каким-то образом выражает нетерпимость к определенным группам городских избирателей, таких как геи или женщины, то это может быть использовано в качестве свидетельства провокации. Может даже разжигания ненависти.
Лицо Алекс просветлело.
— Он назвал Гейджа пидором, меня мужеподобной бабой, а своего будущего зятя Бэка — гастарбайтером, — высказалась она, упрямо сжав губы, и посмотрела на Люка, словно во всем был виноват он.
— Здесь задеты все основные группы избирателей, — пробормотал Уайатт. — Как по мне, звучит довольно провокационно.
Кинси подняла руку.
— Не поймите меня неправильно. Город не поддержит служащего, который разрушает общественную собственность из-за оскорблений, но возможно, у нас получится оказать давление на его команду, когда он потребует привлечения Алекс к уголовной ответственности за причинение ущерба. Что он и сделает. Он может удовлетвориться ее увольнением.
Страдание исказило черты лица Алекс, а ее плечи поникли, признавая поражение. Не смотря на испытываемую злость, сердце Люка сжалось.
— Я могу поговорить с Эли, но он полагается на Кокрэйна в том, что касается поддержки и пожертвований на его кампанию. С учетом предстоящих вскоре выборов, для него слишком рискованно вступиться за тебя.