Флорентийка. Книги 1-4

Однако через два дня кардинал делла Ровере вновь появился в доме, увитом барвинком; письмо было готово, и Фьора протянула его кардиналу, как только тот сел у камина.

По правде говоря, она была довольна своим посланием. Долго поработав над ним вместе с Леонардой, Фьора думала, что оно должно было удовлетворить заинтересованных лиц и никому не доставить неприятностей. И действительно, после нескольких строк с выражением дружбы и признательности Фьора уверяла графиню Риарио в том, что она сильно желает восстановления мира между Римом и Францией, а также с Тосканой, которая ей была дорога.

— Может, кардиналу покажется, что вы недостаточно посвящаете себя этому делу, — заметила Леонарда, прочитав письмо в последний раз, — но вы увидите сами его реакцию, и у вас будет время подискутировать с ним.

К большому удивлению Фьоры, внимательно прочитав письмо, прелат заявил, что молодая женщина все написала правильно, и выразил ей свое удовлетворение. Это письмо сильно обрадует графиню Риарио и смягчит раны, нанесенные гордости его святейшества, ибо только материнская любовь заставила мадам де Селонже обратиться в бегство, и донна Катарина помогла ей в этом. Папа будет также рад узнать, что его бывшая пленница не держала на него зла и что, наоборот, готова содействовать всеобщему примирению.

— Вот видите, — сказал делла Ровере в заключение, — я не просил вас сделать что-то сверхъестественное, но вы мне оказываете большую услугу, и я попытаюсь отблагодарить вас за нее.

Весьма скромным образом, разумеется, ибо то, что я собираюсь вам рассказать, может быть, и не представляет для вас никакого интереса.

Он помолчал немного и отвернул лицо, словно не решался говорить. Потом сказал со вздохом:

— Это глупо, но мой дядя, я хочу сказать, святой отец, часто упрекает мен?! в том, что я слишком много говорю и что не умею сдерживать своих чувств. И сейчас я боюсь, что сообщу вам скорее о плохом, чем о хорошем.

— То, что делается с добрыми намерениями, монсеньор, не может причинить зла. Будьте так добры, скажите хотя бы, о чем идет речь? О Флоренции? — Фьора просто сгорала от нетерпения.

— Нет. Речь идет о… вашем супруге.

— О моем супруге? Разве вам известно что-нибудь о нем?

— Возможно. Во время моего пребывания здесь я старался узнать о вас как можно больше. Когда я был в Риме, меня заинтересовала история о приговоренном к смертной казни, однако чудом спасенном в тот самый момент, когда он должен был умереть. Потом я узнал, что граф де Селонже, заключенный в замке Пьер-Сиз в Лионе, совершил побег, и никто не узнал, что с ним случилось дальше. Это верно?

— Абсолютно, монсеньор. — Голос Фьоры дрожал от волнения. — Известно только, что он уплыл на лодке, и я не скрою от вас, что это обстоятельство приводит меня в ужас. Говорят, что река, по которой он уплыл, кажется, Рона, очень опасна. Я боюсь, что он утонул.

— Это действительно возможно, — кивнул кардинал. — Однако, когда я услышал эту историю, она напомнила мне об одном событии. Событии, внешне незначительном, но которое может иметь для вас некоторое значение.

— Говорите же, монсеньор, умоляю вас! Самый маленький след может иметь значение.

— Ну так вот. Как я вам уже сказал, в прошлом году монахи обители Валь-де-Бенедиксьон, находящейся в Вильнев-Сен-Андре, как раз напротив моей епископской штаб-квартиры, обнаружили на дне лодки, застрявшей в камышах, раненого человека в бессознательном состоянии, который, по-видимому, вынес тяжелые испытания. Они отнесли его к себе, подлечили, но не смогли добиться, чтобы он назвал свое имя. Он сам ничего не знает о себе, и особенно откуда он и что ему пришлось пережить.

— Он потерял память?

— Именно к такому выводу пришел аббат.

Сердце Фьоры бешено забилось, кровь прилила к лицу, задрожали руки.

— Но как он выглядел? Лицо, рост? Вы видели его?

— К сожалению, нет. Я знаю о нем только то, что рассказал настоятель моему капеллану. Но верно одно: этот человек не крестьянского происхождения. Он высокого роста, а шрамы на его теле говорят о том, что это воин. Кстати, лодка, на которой он был подобран, отличалась от тех, которые были в этой местности. Я вижу, что вы крайне взволнованы, но повторяю: вполне возможно, что этот человек не имеет никакого отношения к…

— А я почти уверена, что имеет, — прервала его Фьора. — Этот человек все еще там?

— Конечно. Куда ему идти, если он ничего не знает ни о себе, ни о других? Такое состояние вызвано, безусловно, травмой головы. Но успокойтесь, его выходили, и он не чувствует себя несчастным. Монахи обители оказались добрыми, великодушными и гостеприимными людьми. И кроме того, для заключенного, совершившего побег, если только это он, монастырь является самым лучшим пристанищем.

— Я ни на минуту не сомневаюсь в этом, но как все выяснить, как убедиться?