Флот Людовика XV

12 сентября эскадра Бурдонэ взяла курс на Мадрас. 17 сентября французы высадили десант у Сен-Томе. Во время болезни Бурдонэ небольшая французская эскадра пыталась угрожать Мадрасу, однако мало преуспела в этом, поэтому мадрасский правитель и англичане довольно спокойно взирали на прибывший флот. Позже англичане признавались — они ждали, что французы, как обычно, не смогут согласовать свои действия и вскоре уйдут восвояси. Однако на следующий день десант с суши и корабли с моря начали бомбардировку города и форта Сент-Джордж. При первых же выстрелах английские сипаи побросали ружья и малодушно разбежались. За ними последовали и английские солдаты, которые стали врываться в лавочки торговцев и армейские склады и грабить тех, кого должны были защищать. Офицеры большей частью попрятались, город просто некому стало оборонять.

Ла Бурдонэ приказал вести артобстрел непрерывно, население начало разбегаться. На следующий день англичане прислали парламентера (португальца Франсиско Перейру), который попытался договориться с французами о прекращении огня. Бурдонэ запросил капитуляции гарнизона Сент-Джорджа. Перейра сказал, что не обладает такими полномочиями. Артобстрел продолжился.

21 сентября на одном из полуразрушенных домов медленно пополз вверх белый флаг. Затем показались два советника губернатора Мадраса, барабанщик и несколько писцов. Их немедленно провели к адмиралу. «Мы согласны на капитуляцию», — сообщил советник Монсон.

Захват Мадраса был произведен образцово. Французы не потеряли ни одного человека. Это был настоящий триумф. Но сразу же за триумфом последовал мадрасский позор.

Мадрасский позор

22 сентября Дюпле получил реляцию, в которой сообщалось, что Мадрас пал. В Пондишерри дали торжественный салют из всех гарнизонных пушек, Дюпле с балкона поздравил горожан, произнес здравицу в честь Бурдонэ и сообщил о том, что ночью будет устроена праздничная иллюминация. Празднества длились всего пять дней, 27 сентября пришло письмо от Бурдонэ, где он сообщал, что «Судьба Мадраса уже решена, город будет возвращен англичанам за выкуп

». Послание адмирала произвело эффект разорвавшейся бомбы. Генерал-губернатор и его Совет были просто ошеломлены, это было сильно похоже на измену. Меж тем Бурдонэ, как мы знаем, поступал в точности по инструкции Орри и был уверен, что Париж его поддержит. Он наложил на Мадрас чудовищную контрибуцию — 13,5 миллиона ливров, причем 9 миллионов англичане должны были заплатить деньгами, а 3,5 миллиона — товарами.

26 сентября Бурдонэ вызвал к себе губернатора Морса и предложил ему проект договора. Морс, не веря своим ушам, узнал, что французы хотят денег, а не собственно Мадраса, более того, его, сдавшегося на милость победителя, они признают равноправной стороной, с которой заключают договор! Неуверенно Николас Морс попросил еще раз Бурдонэ подтвердить, что Мадрас останется английским. Адмирал подтвердил, Морс еще раз перечитал договор, увидел, что процедура выплаты выкупа там не оговаривается, и поспешно подписал бумаги.

В свою очередь, Дюпле, еще не знавший ни о каком договоре, прислал Бурдонэ проект ликвидации Мадраса — согласно плану, город должен был быть уничтожен, земля передавалась аркатскому навабу, все купцы и ремесленники переселялись в Пондишерри. Ответ адмирала был издевательским: «Ваше письмо полно замечательных советов, за которые я благодарю Вас, они мне доставили настоящее удовольствие… и хотя я не всегда разделяю Ваше мнение, я всегда с большим трудом противостою Вашим взглядам

». Бурдонэ просто отмел в сторону все проекты губернатора.

Мнения разделились не только в высшем руководстве, но и в войсках. Часть армейских и флотских поддерживали Дюпле и считали, что Бурдонэ продался англичанам. В свою очередь, соратники адмирала считали, что Дюпле пытается интригами сбросить адмирала со своего поста. Генерал-губернатор не знал, что делать. Мадрас, его многолетняя мечта, так глупо уплывал из рук!

Тем временем Бурдонэ возвратил англичанам форт Сен-Томе за вексель на 14 миллионов ливров (11 миллионов рупий). Эти действия произвели большое впечатление на индусов, которые вообще перестали что-либо понимать: складывалось впечатление, что французы безвольно отдают завоеванное.