Перейдем к фактам, рисующим политическое состояние флота в годы реакции.
В 1907 году контр-адмирал Линдстрем (Балтийское море) доносил морскому министру Дикову, что на броненосце «Лазарев» политически неблагонадежным является весь состав команды, много неблагонадежных имеется и на других кораблях эскадры. Поскольку политические неблагонадежные, по повелению Николая II, должны быть немедленно списаны — контр-адмирал Линдстрем просил в своем донесении отсрочить списывание, потому что в противном случае не с кем будет закончить кампанию.
Но вот кампания окончилась, и контр-адмирал сообщает, что он уже списал с корабля в армию первую партию неблагонадежных в количестве 208 человек, из них 108 в город Козлов и 100 в Тамбов. В секретной телеграмме он советует направить списанных без конвоя, так как наличие последнего может вызвать осложнения и неприятности.[29]
Конвой раздражал матросов; могли возникнуть по дороге осложнения, а этого боялись царские чиновники.В конце этого же года было списано с разных кораблей Балтийского флота в армию штабом Главного командира Кронштадтского военного порта 345 политических и неблагонадежных матросов.
По годам призыва списанные распределялись так: призыва 1903 г. — 77 чел., призыва 1904 г. — 93 чел., призыва 1905 г. — 208 чел. и призыва 1906 г. — 44 чел. Как видим, наибольшую группу составляют призванные в 1904 и особенно в 1905 г. Это та молодежь, которая до призыва принимала активное участие в революции.
Всего же списанных в армию к концу 1907 года только по одному Балтийскому флоту было свыше 3400 человек.[30]
То же происходило и в Тихоокеанском флоте. 30 октября 1907 г. командир Владивостокской крепости, генерал Ирман, в секретной телеграмме (№ 1175) на имя морского министра просил разрешения выслать с Дальнего Востока в Архангельский дисциплинарный флотский полуэкипаж 1000 человек нижних чинов флота, распропагандированных социалистами, по его характеристике, крайне политически неблагонадежных.
Он подчеркивал, что эти люди особенно опасны на Дальнем Востоке потому, что, по его мнению, в соседней Японии находятся русские центры социалистов, которые с помощью этих матросов разлагают всю армию. Сатрапу Ирману везде мерещились социалисты. Но из этой телеграммы Ирмана видно, что вообще политически неблагонадежных было гораздо больше чем 1000 человек. Однако списать всех он не мог, ибо флот остался бы фактически без людей. Взамен высылаемых Ирман просил прислать только 500 новобранцев, но с условием, что они будут политически благонадежны. Здесь же он просил прислать хотя бы несколько человек «приличных офицеров» (очевидно там было много «неприличных»). В этой же телеграмме он требовал разрешения усилить охрану побережья с моря от ввоза в Россию «революционной контрабанды».
Телеграмма генерала Ирмана пришла с опозданием. Правительство и Николай II, пристально следившие за событиями во флоте, уже знали о положении дел на Дальнем Востоке из «всеподданнейшего» доклада генерал-адъютанта Пантелеева, которого Николай II лично посылал на Дальний Восток исследовать положение в армии и во флоте.
В своем докладе на имя Николая II Пантелеев писал:
«Во время моего пребывания во Владивостоке мне пришлось познакомиться с состоянием не только сухопутных войск, но и морских команд, причем особое мое внимание остановила на себе 15-я рота Сибирского флотского экипажа. Эта рота представляет, собственно, сводную 15–16 роту, что было сделано вследствие полного недостатка офицерства. Налицо в этой роте оказался только один ротной командир. А дежурство по морским казармам несли офицеры стоявших на рейде судов».
Дальше в этом же докладе Пантелеев дает характеристику личному составу роты:
«В эту роту переводятся все матросы как осужденные и не отбывшие наказания за неимением в округе военно-тюремных зданий, так и списанные с судов вследствие нравственной и политической неблагонадежности; в этой же роте состоят все вестовые и нестроевые, находящиеся при штабе экипажа».
Конечно, эти «нестроевые» и «вестовые» имели право уходить из экипажа и разносили революционное влияние из казарм 15 роты.
Дальше Пантелеев сообщал, что никто из морского начальства, и в частности командир роты, не знает личного состава и количества людей в роте.
«Командир экипажа доложил, что в роте 480 человек, — пишет Пантелеев, — а в предъявленном обстоятельном списке нижних чинов поименовано 688 человек».
Дело было настолько запутано, что сам Пантелеев не смог установить, сколько же было на самом деле людей в роте.
«О поведении этих матросов, — писал дальше генерал-адъютант, — в списке имеются такие пометки: хорошего, посредственного, дурного поведения, пьяница и т. п., а против некоторых — „запасной“ (?!), причем отмечено по списку 281 чел. „хороших“ и 136 чел. „запасных“… Рота эта расположена в новых морских казармах вместе с 12-м Восточно-Сибирским полком и как от командира, так и от офицеров этого полка и от других сухопутных военачальников пришлось выслушать много нелестных отзывов об этой роте.