Флот обреченных

Этего нажала на кнопку дистанционного управления. На дальней стене зала засветился экран. Члены совета подались вперед, увидев звездную карту.

Их взорам предстали две системы, расположенные в непосредственной близости друг от друга. В них не было ничего необычного, кроме того, что находились они глубоко внутри империи.

Леди Этего объяснила, что первая система, названная Аль-Суфи, являлась главным хранилищем антиматерии-два, топлива, которым пользовалась вся империя, таанцы в том числе. Этего не было необходимости напоминать членам совета, что именно контроль над АМ-2 давал вечному императору неограниченную власть.

— Естественно, Аль-Суфи — подходящая мишень. С недавнего времени мы стали размещать наши силы в этом регионе. Если нам удастся захватить его, поражение императора будет предрешено.

— Не является ли это очевидным также для императора? — спросил Пэстор.

— Надеемся, что да, — ответила леди Этего. — Потому что размещение, о котором я говорила, существует только на бумаге. Это всего лишь прикрытие. Фальшивка.

— Не понимаю, — сказал Вичман.

— Не вызывая подозрения, мы дали императору понять, что собираемся напасть на Аль-Суфи. И у нас есть точные сведения, что император сделал ответный ход, проведя аналогичный ввод своих войск. А теперь позвольте продемонстрировать вам нашу настоящую цель!

Члены совета перевели взгляды на вторую систему, Дюрер. Этот регион был также хорошо всем известен и являлся не менее важным для промышленности и транспорта, чем Аль-Суфи, в котором добывалась и хранилась АМ-2.

— Как видите, расстановка мнимых сил в Аль-Суфи способствовала тому, что система Дюрер осталась в тени. Она наша — иди и бери.

Членам совета не требовалось объяснять, что из этого получится. Представители воинственной расы мгновенно поняли: врага можно будет обойти с фланга. Глядя на Дюрер, члены Верховного совета видели бьющееся красное сердце империи. От них требовалось лишь дать леди Этего добро на то, чтобы вонзить в него кинжал.

Голосование прошло единодушно.

Глава 6

Генерал Ян Махони прихрамывающей походкой шел подлинному, отделанному панелями коридору, стиснув зубы от боли, пытаясь не отставать от двух гурков, сопровождавших его в Генеральный штаб вечного императора. Он ощущал трение пластиковых и металлических скоб, скреплявших его раздробленные кости.

Одна из дверей бесшумно открылась, и кто-то выскочил из помещения, чуть не сбив Махони с ног. Генерал проворчал проклятия, сетуя на свою неуклюжесть. «Ян, — подумал он, — ты похож на трехногую лошадь, участвующую в скачках с препятствиями». Придя в себя, Махони пошел дальше.

Он находился в глубоком подземелье императорского дворца или по крайней мере в том, что от него осталось. Наземная часть, бывшая некогда точной копией величественного замка Арундель, превратилась в черные руины, став жертвой внезапной ядерной атаки таанцев. Даже сейчас все еще были заметны следы сильнейшей радиации.

Таанцы надеялись, что император будет уничтожен в результате одной мощной атаки, которой они подвергли Прайм-Уорлд. Враг не мог знать, что замок был лишь искусно сработанным фасадом бункера главного Имперского штаба, удаленного от поверхности земли на многие километры. Находясь в укрытии, император неоднократно обрекал их коварные замыслы на провал. Любая радиопередача, транслировавшаяся из дворца, начиналась и заканчивалась панорамой руин, над которыми гордо реяли два флага: стяг империи и знамя императорского двора: золотое с надписью «АМ-2», вышитой над схемой атомной структуры антиматерии. Махони почти воочию представил себе насмешливое выражение лица императора при виде этой утонченной пропаганды.

Какие чувства вызовет в нем встреча со старым боссом? Дружеские? «Осторожно, попридержи эмоции», — предупредил себя генерал. Быть другом вечного императора явилось весьма сомнительной привилегией. Дружба в большей степени, чем служба, довела его до теперешнего плачевного состояния.

При последнем нападении таанцев на Кавите его войско было наголову разбито, а сам он чуть не погиб. Махони до сих пор не понимал, каким образом выжил, и лишь догадывался, что к этому приложил руку его протеже Стэн. Несколько месяцев спустя, когда генерал пришел в сознание, первые его мысли были о том, чтобы переосмыслить жизнь. На протяжении последующих нескольких лет он попадал под лазерный скальпель хирурга такое множество раз, что сбился со счета. Махони подозревал, что доктора проделали нечто такое, что сторонний наблюдатель назвал бы великим чудом медицины. Они собрали его буквально по кусочкам.

Однако, несмотря на все их старания, Махони чувствовал себя постаревшим на много лет. А ведь он, по сути, мужчина среднего возраста. Тяжелее всего было привыкнуть не к постоянной ноющей боли, а к своему лицу.

Одна его сторона была испещрена благородными морщинами, которые Махони имел некогда обыкновение называть рытвинами и канавами, оставленными в качестве автографов длинной интересной жизнью. Другую сторону покрывала гладкая, как у младенца, кожа.