Флот обреченных

Держин оправдал оказанное доверие. Уйдя в запас, он сумел хорошо зарекомендовать себя в деловых кругах, мастерски латая социальные дыры. Конечно, как истинный таанец, он не был антимилитаристом. Ему и в голову не приходила мысль о моральной ответственности своего народа за развязанную войну.

Но возвращаться в армию Держину тоже не хотелось, даже по общему призыву, как это было в самом начале. Да и Пэстор, сообразив, что высококвалифицированные кадры — имперские заключенные — пропадают зря, придумал способ надлежащего их использования и немедленно принял решение послать на выполнение этого задания Держина.

Пэстор прекрасно знал, что ни один представитель исполнительной власти, каким бы опытным он ни был, не может стать начальником тюрьмы по мановению волшебной палочки. Поэтому он приставил к Держину помощника.

Этим помощником был майор разведки Авренти. Он тоже никогда не работал лагерным начальником — опытные тюремные администраторы были нарасхват. Авренти считался одним из самых грамотных специалистов в области антисаботажа. Тому, кто мог предотвратить появление скандала в прессе или порчу военного имущества или найти потенциального диверсанта задолго до того, как тот начнет действовать, не составляло никакого труда выявить недовольных тюремными порядками заключенных, содержащихся в замкнутом пространстве надежно охраняемой зоны.

У Авренти была неприметная внешность. Случайный знакомый забыл бы его лицо через несколько минут после расставания.

Из Авренти мог бы получиться отличный шпион. Говорил он мягко и никогда не спорил, предпочитая одерживать победу силой убеждения. Единственной его отличительной особенностью была привычка носить очки. Когда кто-нибудь задавал Авренти вопрос о хирургическом вмешательстве или использовании искусственных линз, он открыто заявлял, что не доверяет медикам.

В действительности его зрение не нуждалось в корректировке. Протирание очков майор использовал как уловку, чтобы выиграть время для обдумывания ответа или тактики поведения, — вроде того, как другие вертят в руках различные предметы и письменные принадлежности или осторожно достают и глотают стимуляторы.

Двое мужчин смотрели на своих подчиненных.

— Полагаю, — сказал наконец Держин, — мне нужно произнести какую-нибудь речь.

— Думаю, вам, как начальнику, положено это сделать, — согласился Авренти.

Держин слабо улыбнулся.

— Вы правы, майор, положение обязывает к публичному выступлению.

— Это одна из многих причин, по которым я предпочел остаться тем, кто я есть, — сказал Авренти.

— Понимаю вас. Я обращался к лордам и пьяным биндюжникам, но опыта держать речь перед заключенными у меня нет.

Авренти промолчал.

— На самом деле это, должно быть, не так уж и сложно, — шутливо заметил Держин. — Нужно всего лишь объяснить им, что они прибыли сюда для работы во славу великой Таанской империи. Если эти голодранцы проявят себя должным образом, то будут награждены возможностью увидеть рассвет следующего дня. Если откажутся или попытаются бежать… даже представителю империи под силу усмотреть логику в моих рассуждениях.

Авренти никак не прокомментировал слова Держина.

— Вы согласны со мной, майор? Достаточно ли это правильный подход к делу? Вам наверняка лучше известны особенности мышления военных.

— Я мало чем могу помочь вам в этом вопросе, — сказал майор. — До меня не доходит, как солдат может отдать себя в руки врага и не покончить с собой при первом же удобном случае.

Держин оставался невозмутимым.

— Вне всяких сомнений, — произнес он ровным голосом, открыл дверь и вышел на балкон.

Полицейский майор Генрих стремился поскорее уединиться в своей комнате, чувствуя, что теряет контроль над собой.

Взявшись за ручку солидной дубовой двери, он хотел хлопнуть ею так, чтобы она рассыпалась, — но сдержался. На секунду приостановившись, майор бесшумно прикрыл за собой дверь. Сорвав с себя ремень, собрался было зашвырнуть его куда подальше — и снова взял себя в руки.

Только что он стал свидетелем самого настоящего кошмара. Однако стоит ли проявлять свои эмоции? Есть ли гарантия того, что в его комнате не установлены «жучки»? Никакой.

Аккуратно повесив ремень на спинку стула, Генрих открыл шкафчик, достал из него бутылку, проверил, не отмечен ли уровень находившегося в ней спиртного, сделал большой глоток и лег на койку.

Все может пойти насмарку… С другой стороны, разве его не предупреждали? Разве ему не говорили — сначала лорд Вичман, затем и сам лорд Ферле, когда он был удостоен чести иметь личную с ним беседу? Но все же…

Генрих впился зубами в горлышко бутылки. Раздался удивительно неприятный звук.

Полжизни он посвятил пенологии и был отличным специалистом в этой области — знал, как справиться с беспорядком, ведущим к совершению преступления. В его понимании преступление противоречило высокой политике таанцев, которую он воспринимал как непреложную истину.