Читаем Флотские будни полностью

Завтрак прошел в молчании — матросы косо поглядывали на новичка, удивившего всех своим рвением в службе. Но Костя словно бы и не замечал этих взглядов. Коротко рассказал о событиях на Большой земле, а затем достал из вещевого мешка телеграфный ключ и наушники, полученные от командира роты в учебном отряде, и тут же начал монтировать приемо-передаточное устройство.

Мичман, заходивший несколько раз в комнату, придирчиво осматривал схему, вычерченную на листке, трогал пайку, приговаривал:

— Ну, давай, давай!

За час до обеда Гордиенко сел к столу, нажал несколько раз ключ, словно беря тон на клавишах, затем начал медленную, плавную передачу текста учебной радиограммы.

С тех пор так и повелось: три раза в день надевал Костя наушники. Один раз принимал циркулярную передачу по флоту — учебно-тренировочный текст для всех, радистов, а остальные два раза принимал радиограммы от мичмана, четырнадцать лет прослужив шето радистом на крейсере.

И что бы ни случалось на посту — дул ли ветер, от которого скрипел, шатаясь, весь домик, лил ли про л иеной дождь и вода, не успевая уходить из, котлована, затапливала «палубу» скромного матросского ] 2

жилья или если даже все, высыпав на утес, ожидали оказию с Большой земли, матрос Гордиенко начинал занятия точно в установленное время. Минута в минуту. Никогда не опаздывал. Вообще, был он человеком точным от побудки и до отбоя.

Журавлев посмеивался. «Ничего, — говорил он,— помордует себя еще немного, а потом бросит вырабатывать характер. Тоже еще, Алеша Птицын нашелся!»

Часто Костя тренировался па’вечерам. Все отдыхают, а он уединится и начинает: «ти-та-та». Тогда подходил к нему мичман и говорил:

-— Зачем мучаешь себя? Все в меру нужно, а то можно сорваться, дело свое возненавидеть...

Да, Костя чувствовал иногда, что до сих пор ненавидит проклятую «морзянку», голова от нее кругом идет. Может действительно надо в меру трениро-: ваться?

Постепенно у всех ребят, которые несли службу на посту, менялось отношение к Костиным тренировкам. Морякам начинали нравиться точность товарища, его упорство, его умение жертвовать всем во имя поставленной задачи. Даже признанный скептик сигнальщик Журавлев сказал однажды без своей обычной улыбки:

— А парень-то Костя — орех! Так, запросто, не раскусишь!

Однажды мичман, щелкнув секундомером, взял бланк радиограммы, мелко исписанный матросом Гордиенко. Долго смотрел, проверял, наконец, поднялся и, выпустив изо рта кончик уса, сказал с торжественностью в голосе:

— Что ж, поздравляю. Принято на одну группу больше, чем требуется по норме Для специалиста второго класса. Ошибок нет!

Хотелось прыгать, смеяться, кричать «ура». Ведь это победа, к которой человек шел по трудной, тернистой тропе почти полтора года. Не раз внутренний голос сомнений подсекал силы. Но Костя не сдавался, упорно воскрешая в памяти образ отца, который всегда был для него живым примером. Коммунист, фронтовик Павел Гордиенко поднимал целину. Прибыл он директором совхоза на совершенно голое место. Сколько трудностей было! Но у него, выполнявшего волю партии, даже не шевельнулась мысль о том, чтобы сдаться, отступить. И ведь победили целинники, выстояли. Выстоял теперь и Костя-—сын коммуниста, сам коммунист.

В длинные месяцы трудных и настойчивых тренировок появилось у него то, что спортсмены называют «вторым дыханием». Бывает так: бежит человек, совсем из сил выбился, вот-вот свалится, дышать нечем. Но напряжет, кажется, последнюю волю. И вдруг дышать становится легче, исчезает горечь во рту, откуда-то появляются новые силы. Вот такое «второе дыхание» родилось и у радиста Гордиенко. А почувствовав его, он уверенно пошел к победному финишу.

Трудно жить на посту зимой. Вокруг белым-бело. Березка, которую Костя пересадил к самому домику, уже давно скрылась под снегом. Вокруг ни человечьего, ни звериного следа. Только метель да ветер.

Захандрил Журавлев. С последней оказией, месяца два тому назад, получил парень письмо неладное. «Зина и здороваться скоро перестанет», — писала мать. Почему изменилась Зина, в письме не говорилось, но парень затосковал.

— Сидим здесь, словно отшельники, —начал вор-чать Виталий. — И никому нет до нас дела.

— Ну, это ты зря,.— Гордиенко пытался говорить как можно проще, доходчивее. — Мы' с тобой, друг, несем вахту на самом краю Родины. А это большая честь. Ведь впереди у нас нет даже пограничных застав. Мы, океан и — чужая сторона. О нас не только наше начальство, вся страна, весь народ знает и думает.

Как-то Журавлев подсел к Гордиенко, взял наушники.

— Трудно научиться? — спросил он.—Я морзянку немного знаю, световые сигналы принимаю.

— В таком случае совсем просто.

А вечером коммунист Голиков открыл собрание личного состава. Обсуждали предложения Гордиенко и Журавлева: «Добиться, чтобы весь личный состав поста подготовился к получению высокой классности по двум специальностям — основной и смежной». Поговорили, поспорили и решили дружно браться за дело...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века