Флоту - побеждать!

— Тогда, Андрей Николаевич, если вы столь любезно предложили свои услуги в этом деле, я вас попрошу распорядиться, чтобы подали на три персоны.

— А за вами должок, Степеан Осипович, — улыбнулся художник, когда корабельный врач вышел.

— Простите? — удивлённо поднял брови Макаров.

— Вы отказались взять меня с собой в последнюю операцию, а я ведь там мог увидеть столко…

— Василий Васильевич, побойтесь Бога! Операция была крайне опасной. Я не мог себе позволить рисковать жизнью одного из лучших живописцев России. Случись что с вами — меня не простили бы ни современники, ни потомки.

— Осмелюсь напомнить, что я всё‑таки бывший офицер.

'Русский офицер 'бывшим' не бывает…' — некстати метнулась мозгу Степана фраза из известного фильма своего времени.

— Хорошо, чего вы хотите?

— Во — первых, пообещайте, что возьмёте меня с собой в следующий раз, а во — вторых, попрошу просмотреть мои последние наброски, и высказать своё мнение, — лукаво посмотрел на Макарова художник.

— Как раз второе ваше пожелание исполню с огромным удовольствием. С вашего позволения, с него и начнём. Как я понимаю, вы именно тем и занимались у 'моего изголовья', пока я спал вопреки собственному приказу, что писали свои новые картины.

— Пока — рисовал. Наброски. Писать буду потом. Некоторые. И учту ваше мнение при выборе, — Верещагин протянул альбом. — Прошу оценить.

'Новик' возвращается из боя, вслед ему бьют из пушек вражеские крейсера… Порт — Артурская эскадра на рейде… Подрыв 'Хатсусе'… Ого! — Даже на точках, обозначающих головы и лица японских моряков, прыгающих за борт, читается ужас, который они в тот момент испытывали…

— Великолепно, Василий Васильевич! Честное слово не понимаю, зачем вам самому идти вместе с нами в бой?

— Да потому, что меня, в первую очередь, интересуют не ваши разлюбезные корабли, Степан Осипович, а люди. Матросы и офицеры возле пушек, на мостике, в кочегарках, в лазарете, в конце концов. Неужели непонятно? Я хочу видеть выражения их лиц во время боя, ситуации, которые самому не придумать…

— Хорошо, — без всякого воодушевления в голосе произнёс Степан, — в следующий выход обещаю взять вас с собой.

— Разрешите, Степан Осипович? — постучавшись, в салон зашёл Молас.

— Милости прошу. Сейчас должны подать обед, Михаил Павлович, не откажетесь составить нам компанию?

— С удовольствием, благодарю. — Командиры кораблей и начальники отрядов уже представили рапорты?

— Точно так. О повреждениях и потерях подробно, я думаю, стоит поговорить позже, но предварительно — ничего особо серьёзного, за исключением минной пробоины на 'Палладе', разумеется.

— А результаты операции?

— Здесь всё более или менее ясно: уничтожены или выбросились на берег семь транспортов, причём все выбросившиеся подожжены артиллерийским огнём либо минами, потоплен крейсер 'Акицусима', крейсер 'Итсукусима' избит артиллерией и добит миной, крейсер 'Хасидате' после полученных повреждений выбросился на берег и вряд ли будет способен принять участие в войне. Старый броненосец 'Чин — Иен' поражён миной и тонул, когда отряды Вирена и Матусевича отходили на соединение с нами, кроме того, потоплено у противника два миноносца первого класса точно, а возможно и три, три миноносца второго класса точно, а возможно и четыре. Это про потери в кораблях…

— А об остальном после обеда — думаю, в дверь стучится именно он, — улыбнулся Макаров.

Действительно — вестовой внёс поднос с закусками и графином. Адмиралы и художник устроились за столом. Закусок принесли немного, но для аперитива вполне достаточно: астраханская селёдочка с луком, яйца — кокот, маринованные рыжики, которые прислала Макарову сама Мария Фоминична Белая, жена командующего артиллерией Порт — Артура, и то, что вся эскадра давно уже называла 'макаровский разносол'…

Когда стала созревать редиска на квантунских огородах, Степан попросил своего повара приготовить нехитрый салат, который очень и очень уважал под водочку, как в конце двадцатого, так и в начале двадцать первого веков. А всего делов‑то: порезать тонкими кружочками редис и солёные огурцы, смешать, и в морозилку. Но только до состояния, чтобы слегка ледком прихватило, не заледенело… Ух и закуска!

И, когда она была как‑то раз подана на общий стол, то сидевшие за ним адмиралы и офицеры во — первых, мгновенно оценили её прелесть и простоту, а во — вторых, немедленно разнесли нехитрую рецептуру по всей эскадре.

Так что и в кают — компаниях, и у себя на квартирах, офицеры уже давно и регулярно предпочитали закусывать сорокоградусную именно салатом 'от дедушки', от 'бороды'.

— Ну что, господа, — поднял рюмку Макаров, — за успех нашей сегодняшней авантюры!

Чокнулись. Выпили. Захрустели закусками. Вернее одной — именно 'макаровской' — её вкус под водочку успели оценить и раньше, к тому же понимали, что ледок внутри кусочков редиски и огурцов не вечен, а именно он придавал шарм смеси двух совсем не 'парадных' овощей…

— Степан Осипович, — дожевав закуску, спросил Верещагин, — а почему вы назвали сегодняшнюю операцию авантюрой?