«Флоту – побеждать!»

— Почту за честь, — еще раз обозначил поклон Макаров, — но в ближайшее время ничего обещать не могу — чрезвычайно много дел по службе. До встречи вечером, Анатолий Михайлович, — поклонился адмирал еще раз, теперь уже самому генералу.

— До встречи, — ответил поклоном на поклон Стессель.

«Вот и верь после этого классикам», — подумал Степан, глядя на удаляющуюся супружескую чету.

Ведь сам Степанов в «Порт-Артуре» писал про Стессельшу что-то типа: «Моложавая, хоть и слегка полноватая, но весьма миловидная женщина…»

Агаж! «Слегка полноватая» — с виду центнер, не меньше. «Весьма миловидная» — натурально мужское лицо — генералу бы такое пошло. Походка и вообще движения… Слова «грация», «изящество» и «женственность» могут быть применимы только в качестве антонимов. Но характер генеральши Александр Николаевич описал архиверно — железная хватка и мужа своего держит… Ох как держит! У Степана не было «иллюзиков» (так говорил зам по тылу в его родной Фрунзенке), что на Стесселя именно в храме снизошло с небес откровение. Не нужно было долго думать, кто явился «перстом указующим», заставившим генерала столь резко изменить свое решение. Совершенно понятно, что именно Вера Алексеевна быстро сообразила, с какой стороны масло на бутерброде, и оперативно использовала все свое влияние на супруга, чтобы указать ему нужное направление дальнейших действий.

Так что не стоит пренебрегать ее приглашением «на чаек» — пренепременно нужно заглянуть и пообщаться. Заручиться такой поддержкой в «домашнем штабе» Стесселя немаловажно. Это, возможно, не менее значимо, чем взаимопонимание с Кондратенко и Белым. Во всяком случае, в стратегическом плане.

Размышления об этой женщине заставили Макарова-Маркова вспомнить и о своей собственной жене. Не о своей реальной, оставленной навсегда в начале двадцать первого века Тамаре, а о «местной», о Капитолине Николаевне. Ведь если удастся выжить в этой войне, то дальше придется сосуществовать именно с ней.

При «вселении» в тело Макарова личность знаменитого адмирала «стерлась», но память сохранилась полностью, как и память собственная, и первое время Степан даже опасался, что может превратиться в «доктора Джекила — мистера Хайда»… Обошлось. Почему не случилось раздвоения, пусть разбираются специалисты-психологи, хотя Марков всегда относился к таковым приблизительно так же, как к астрологам и прочим хиромантам. Ну, то есть наличие такой науки, как психология, признавал, но ни одного ее представителя, способного сделать что-то более полезное, чем любой умный человек, не встречал никогда. Так — трындеж на общие темы, идиотские анкеты с вопросами типа «перестали ли вы пить коньяк по утрам?», констатация очевидного с умным видом и прогнозирование на уровне «может, дождик, может, снег, может, будет, может, нет…».

Так вот: сосуществовать со своей благоверной не хотелось категорически — это «оригинал», настоящий Степан Осипович, самозабвенно любил свою «половину», отдавал практически все жалованье на ее прихоти, закрывал глаза на ее ветреность и даже небезосновательные подозрения в неверности.

А по поводу отношения Капитолины Николаевны к деньгам достаточно показательна телеграмма, которую отправил Макаров жене из Харбина по дороге в Порт-Артур:

«Я телеграфировал Федору Карловичу

[6]о выдаче тебе 5400 руб. Получив столько денег, ты, прежде всего, захочешь подновить туалеты, и таким образом деньги эти быстро исчезнут… Очень прошу тебя быть благоразумной, у нас уже было много примеров, что мы сидели без денег… Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы. Вы гораздо более выиграете, если будете держать себя скромнее. Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, имей в виду, что, если ты истратишь 5400 р. или часть их, то я тебе ничего не переведу впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 р. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь».