Я отметила в блокноте: пусть Владимира Мытаря проверят по базе – на свободе он или нет. Поскольку банда грабителей больше наследила в Московской области (добыча пожирнее, весомый аргумент), то занимались Мытарем уже московские следователи. И статья была перепечатана с разрешения одной из крупных московских газет того времени.
Если этот Владимир отмотал срок и выпустился, и вернулся в Тарасов… нет, стоп.
Мне казалось, что волосы у него должны быть рыжие. Но это не потому, что Мытарь напоминал мне Руслана Осиповича.
Вовсе нет.
Он напоминал мне рыжего гимнаста Михаила. Немного более молодого, чем я запомнила, не такого массивного, как шкаф. Но сходство было несомненным.
Тут же в статье была и фотография Валентина Архиповича Кочетова, сделанная в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом году с угрожающе-жирной подписью «Разыскивается».
Я вгляделась. Вот Кочетов был похож на Руслана Осиповича. Конечно, надо было делать суровую поправку на возраст, но – уже что-то. Вот! Описание: карие глаза, так, волосы рыжие – есть; так, рост… ага… Особые приметы!
Шрам под левой лопаткой, около пяти сантиметров в длину, полсантиметра в ширину – остался от удара ножом. На левом боку вытатуирована стайка птиц. Мелкие, черные, около сантиметра в длину каждая, похожи на ворон или грачей. Всего двенадцать штук. Самая нижняя на первом снизу ребре, самая верхняя почти на левой подмышке. На правой ступне отсутствует мизинец.
Да, будет о чем спросить персонал пансионата. Татуировки можно свести – но следы останутся. Со шрамом может быть больше возни, зато уж мизинец обратно не приставишь.
Я долистала оставшиеся сентябрьские выпуски. На всякий случай попросила у Татьяны и просмотрела все, что было за осень девяностого и зиму девяностого – девяносто первого годов. Но больше о банде,
Как там Осколкин сообщил? В девяносто шестом или около того?
Эх, доинтернетные времена… простите, Татьяна, погоняю вас еще немного и сегодня же вечером, обещаю, воспользуюсь «Гуглом».
Но «Вести Тарасова» за девяносто шестой – девяносто седьмой годы ничего не сообщали о Кочетове. В газетах за девяносто восьмой ничего не говорилось о том, что Елена Марковна Дорошевич покидает пост администратора центрального Дома культуры. Так, минуточку…
Я вернулась к газетам за девяностый год.
Ага, вот же оно, чуть не забыла. Самый конец августа, но тоже без имен: «Допрошена сотрудница Дома культуры, подозреваемая в пособничестве грабителям». Ниже в статье – разнос по всем фронтам: без имени, но с инициалами, вдобавок указана должность, адрес Дома культуры; и на подозрение в соучастии указано отчетливо. Да уж, от такого сбежишь в монастырь.
Я припомнила и перелистала октябрьские выпуски. Да, вот, не показалось. Небольшая статейка (не сравнить с обвинительной!),
Понятно.
Я отложила и эту статью для ксерокса. Насчет Мытаря позвоню сегодня же. Что касается наводчицы…
И раз уж так удачно совпало, что Майя Ринатовна работала в парикмахерской сфере, я уже знаю, кто мне поможет.
Но сначала…
– Шурик? Привет, это Женя. Охотникова, кто ж еще. Да так, ни тихо, ни громко. Не, дед нормальный. Ты дашь сказать или так и будешь?… Спасибо. Слушай, я тут берусь за Майю Зинатуллину – ты с ней виделся? Нет? А чего так? Нет, я понимаю… А вот этого ты не отметил в досье! Да-а, представь себе, отметочки про детей ты не сделал. Хорошо, бездетная, я запомню. Карту он медицинскую посмотрел, молодец такой… Девяностые! Шур, ты вообще… Да я не говорю, что ты плохо поработал, чего сразу – плохо! Но ты полицейским работал – сам знаешь, соврать могут что угодно. Может, родила, сдала в детский дом и дальше живет, насвистывает… Ладно, ладно, я поняла, и близко не приближался. Спасибо. А в смысле самой этой бабы – выспрашивал чего-нибудь? Характер, привычки? Я видела в досье, что она третий раз замужем. И про разведение цветов тоже видела, я… я тебя… Осколкин! Дай сказать! Я тебя чего спрашиваю – характер и привычки, так ты мне и дай – характер и привычки! Я не ору, Шура. Еще даже не начинала, родной мой. Психологический профиль – я за тебя должна составлять? Ладно, ладно, проехали. Да, давай. И тебе всех благ, пока.
Уф.
Я откинулась на спинку сиденья. Телефонный разговор с Осколкиным происходил в салоне моего «Фольксвагена»: в нем я прослушки не опасалась. Библиотеку я покинула с приятно весомой папочкой с ксерокопиями, в приподнятом настроении. Охотничий азарт: я чувствовала себя гончей, взявшей след пока что неведомого зверя.