Фонарщик

Пройдя две-три мили, они остановились; дорога делала крутой поворот, и отсюда открывался восхитительный вид на окрестности. Экипажи остались далеко позади. Тишина ничем не нарушалась. Наслаждаясь спокойным величием природы, Гертруда и доктор были невольно охвачены каким-то торжественным настроением.

— Действительно очаровательная местность! — раздался вдруг чей-то голос.

Это было так неожиданно, что оба вздрогнули.

За выступом скалы, у которой стояла Гертруда, они увидели мистера Филипса, раскинувшегося на траве; его красивые волнистые полуседые волосы были небрежно откинуты назад, открывая широкий умный лоб.

— Вы опередили нас, сэр, — удивился доктор.

— Да, я давно иду пешком: экипажи еле двигаются, и я теряю терпение.

При этих словах он протянул Гертруде чудный букет цветов, которые он, видимо, нарвал по дороге.

Вид у него был рассеянный, и он разговаривал с доктором, как будто не замечая девушку; ей не удалось даже поблагодарить его.

Пошли дальше. Мистер Филипс вел с доктором оживленный разговор: о чем бы доктор ни завел речь, все было более или менее знакомо его собеседнику. Гертруда только посмеивалась, глядя, как ее старый друг благодушно потирает руки, что было у него признаком полного удовольствия. Прислушиваясь к разговору, она то приходила к заключению, что их новый знакомый — ботаник, то ей казалось, что он геолог, но когда он заговорил о море как истинный моряк, о торговых делах как опытный негоциант[4], а о Париже — как светский человек, она окончательно запуталась.

Между тем экипажи нагнали их; все разместились по-прежнему, а через час уже добрались до вершины и остановились около горной гостиницы. Их немедленно проводили в лучшие комнаты. Когда Гертруда, стоя с Эмилией у окна, услышала шумные протесты некоторых из их спутников, которым не удалось получить удобных комнат, она удивилась удаче доктора Джереми, которому здесь почему-то оказывали явное предпочтение.

Эмилия, очень утомленная, попросила подать себе ужин в комнату; Гертруда ужинала с ней. Они не спускались в гостиную в этот вечер и рано легли спать.

Последнее, что услышала Гертруда засыпая, был голос доктора, который крикнул, проходя мимо ее комнаты:

— Постарайтесь, Герти, встать вовремя, чтобы увидеть восход солнца!

Но они оба пропустили рассвет: никто из них не знал, что солнце встает так рано. Когда Гертруда вскочила с кровати, в окно врывался уже целый сноп света, и ей представилось такое зрелище, что она не пожалела о том, что проспала так долго.

От края горной террасы, на которой стоял отель, вплоть до самого горизонта, насколько хватало глаз, простиралось море белых, как снег, облаков. Нижняя часть горы была окутана густым туманом, а на ее вершине ярко светило солнце, искрясь в белоснежных облаках, которые слегка струились, как волны; вверху сияло темно-голубое небо, а по лесистым уступам зеленели дубы, ели и клены; пение птиц оглашало воздух. Гертруда долго любовалась невиданным зрелищем, потом быстро оделась и вышла на площадку перед домом. Кругом ни души, ни звука; торжественная тишина придавала этому волшебному виду еще большую величавость. Гертруда не могла насмотреться.

Наконец она услышала шаги и, обернувшись, увидела доктора и миссис Джереми. Доктор, живой и веселый, тащил за собой заспанную жену.

— Какая прелесть, Герти! — кричал доктор, потирая руки. — Я и не ожидал ничего подобного!

— Да, действительно красиво, — сказала миссис Джереми, протирая глаза и оглядываясь кругом, — но, по-моему, что теперь, что двумя часами позже — совершенно все равно, и незачем было поднимать меня ни свет ни заря!

В эту минуту она заметила, что доктор увлекся до того, что подошел к самому краю площадки, круто обрывавшейся вниз.

— Ради Бога, не подходи так близко к краю! С ума ты сошел, что ли? Пугаешь меня до смерти! Ты упадешь и сломаешь себе шею!

Но доктор был глух к ее предостережениям. Бедная докторша в отчаянии стала умолять Гертруду увести куда-нибудь ее мужа, который иначе точно скатится в пропасть.

— Не пойти ли нам посмотреть, куда ведет эта тропинка? — ласково сказала Гертруда, приходя на помощь встревоженной пожилой даме.

— Давайте, — согласилась миссис Джереми, — чудесная тенистая дорожка! Иди-ка сюда, доктор, пойдем направо.

Доктор взглянул в указанном направлении.

— А! — сказал он. — Это та дорожка, про которую в отеле говорили, что она ведет к сосновой роще. Пойдем, посмотрим, что там такое.

Гертруда пошла вперед, за ней миссис Джереми, а позади всех доктор. Тропинка была узенькая, и идти можно было только гуськом. Подъем был так крут, что, не дойдя и до половины, миссис Джереми запыхалась от жары и усталости и объявила, что дальше идти она не в состоянии.

Но, поощряемая мужем и Гертрудой, она решилась сделать еще одну попытку. Они уже прошли некоторое расстояние, когда Гертруда, ушедшая немного вперед, услышала слабый вскрик и обернулась. Доктор хохотал от всей души, а у его жены было крайне растерянное лицо; она пыталась пройти мимо него, чтобы спуститься обратно, и звала с собой Гертруду.

— Что случилось? — спросила Гертруда.