«Фонд» для России. Что было, что будет

А вот с Мясниковым было непросто. С самого начала, как только я ему сказал, что относительно выбора членов правления хотел бы посоветоваться с диссидентами, он высказался против этого. Было сказано немало резких слов, но за обедом он был сама любезность. Всегда безукоризненно вежливый, он в конце концов всегда шел на компромисс.

Я решил, что надо попытаться найти кого-то, с кем бы мы лучше понимали друг друга. Академик Лихачев, председатель Фонда культуры, казался мне идеальной кандидатурой. И я поехал в Ленинград, чтобы с ним встретиться. Это исключительно интеллигентный и образованный человек восьмидесяти трех лет, прошедший через сталинские лагеря. Он бы, конечно, был лучшим сопредседателем, чем Мясников. Когда я попросил его об этом, он позвонил кому-то в ЦК, и, когда тот человек ему перезвонил, я попросил Нину переводить мне разговор. Однако Лихачев на протяжении всего разговора не сказал ни слова, он лишь кивал. Я понял, что оказался свидетелем одного их тех знаменитых телефонных звонков из Кремля, когда тот, с кем разговаривают, может только слушать. Положив трубку, он сказал: «Ничего не поделаешь. Сопредседателем должен быть Мясников».

Тем не менее, мы как-то начали разворачиваться. Рубли для нашей деятельности нам удалось получить в обмен на некоторое количество компьютеров. Вот как это было. Я встретился с главой Института проблем информатики, и он мне рассказал о своих грандиозных планах сделать миллион компьютеров для школ. Почти тут же, не переводя дыхания, он сказал мне, что у него есть разрешение импортировать сто персональных компьютеров РС-АТ фирмы ИБМ, и срок разрешения уже скоро истечет, а у него нет долларов для того, чтобы за них заплатить. Я выразил желание дать необходимые ему доллары, если он даст мне рубли. «Сколько?», – спросил он. Я решил рискнуть. «Пять рублей за доллар». «Договорились». И действительно, в двадцать четыре часа мы подписали соглашение. Я затем полетел в Париж и позвонил в ИБМ, но ИБМ отказалась иметь со мной дело, объяснив это тем, что политика компании исключает торговлю через посредников. Поэтому я купил 200 тайваньских компьютеров в Вене за те же деньги. Как американский фонд, мы подчинялись ограничениям КОКОМ, даже если тайваньские производители и венские посредники им не подчинялись. Я никак не мог добиться решения дела в Вашингтоне, хотя разрешение на ПК уже заканчивалось. В конце концов, я позвонил Джону Уайтхеду, заместителю госсекретаря. Только тогда я получил наконец письмо о том, что никакого разрешения не требуется. Чтобы у читателя не создалось впечатления, что американская бюрократия хуже, чем советская, я должен заметить, что у моего советского партнера было больше трудностей с рублями. Обменный курс пять рублей к доллару был неприемлем для властей, а правительственная организация не имеет права делать пожертвования фондам. Но, в конце концов, после некоторых вмешательств на высоком уровне, мы эти рубли получили.

Однако все эти сложности нам были нипочем, и мы смело начали нашу деятельность. Мы объявили о конкурсе инициатив, и из первых полученных 2000 заявок выбрали сорок для финансирования. Они включали: два проекта по устной истории сталинского периода; архив неправительственных организаций; альтернативную группу городского планирования; ассоциацию адвокатов; потребительскую группу; кооператив по производству инвалидных колясок; ряд исследовательских проектов, связанных с исчезающими языками Сибири, цыганским фольклором, экологией озера Байкал и т. д.

Нелегко также было получить официальный устав для фонда. Есть еще один фонд, пользующийся влиятельной поддержкой, – Международный фонд за выживание и развитие человечества, который отказался работать без устава. В течение года они сражались за свой устав и наконец получили его. Мы попросили, чтобы нам разрешили сделать устав на основе этого, но пришлось добиваться разрешения восемнадцати министерств, что вылилось в шесть месяцев. Но это стоило того. Он дает нам такие большие возможности, что я мог бы сравнить его с уставом Ост-Индской компании…

Все было очень непросто. Каждая мелочь представляла огромную проблему. Но это также было очень интересно и весело. Я познакомился со многими прекрасными людьми. Не знаю почему, но я чувствую какое-то родство с русской интеллигенцией. Мой отец был в России во время русской революции, в основном в Сибири, в качестве бежавшего военнопленного, и от него я, должно быть, впитал что-то от русского духа.

* * *