Foreign Agents: How American Lobbyists and Lawmakers Threaten Democracy Around the World

Современному человеку все эти строки кажутся совершенно неудивительными, почти очевидными. Но в то время литературная кампания Ли не была похожа ни на что, что Америка видела раньше. По словам одного из сенаторов, это была "самая всеобъемлющая, энергичная и настойчивая кампания... из всех, что когда-либо наблюдались". 26

Но дело было не только в листовках и пресс-релизах. Ведь даже если Ли публично распространял евангелие прозрачности - даже если он утверждал, что его интересует только принципиальная, достоверная информация, - он направлял свои таланты в другое русло. Подчеркивая якобы благотворное влияние железнодорожной отрасли, он также публиковал язвительную критику в адрес сторонников усиления регулирования, утверждая, что они не понимают основ экономики.

Ли специально ополчился против таких чиновников, как знаменитый реформатор Роберт Ла Фоллетт, сенатор от штата Висконсин, ответственный за некоторые из величайших прогрессивных достижений той эпохи. Но большую часть своего гнева Ли приберег для другой группы: журналистов-расследователей. По мнению Ли, эти журналисты-расследователи не были деятелями, раскрывающими корпоративные злоупотребления или выявляющими виновных в гибели людей из-за грубой халатности железнодорожных компаний. Вместо этого они были людьми, которые "подавляли информацию о достойных достижениях железных дорог", раздувая из мухи слона беспокойство по поводу безопасности на железной дороге. (В то время количество смертельных случаев на американских железных дорогах было сопоставимо с количеством жертв в военное время). У этих журналистов были "предрассудки", которые "опережали факты", утверждал Ли. Они были, как он говорил, "демагогами". 27

Наглецы ответили добром на добро. Один журналист назвал Ли "отравителем общественного мнения". Другой, в приступе творческого сарказма, описал его как человека, который "посвятил свои силы тому, чтобы доказать с помощью коварных листовок и нежных посланий, что нынешняя капиталистическая система на самом деле является филиалом квакерской церкви, продолжающей дело, начатое святым Франциском Ассизским". Наиболее памятно, что Эптон Синклер - до сих пор считающийся одним из величайших американских журналистов-расследователей, даже столетие спустя, - дал прозвище, которое сохранилось дольше всего. Для Синклера Ли была просто "Ядовитым плющом". 28

Однако даже несмотря на все эти колкости, Ли продолжал действовать. И несколько лет спустя он и железные дороги добились успеха. Федеральная комиссия, которой было поручено следить за новыми железнодорожными правилами, изменила курс, отменив все правила, которые должны были обеспечить безопасность и доступность американских железных дорог. Это был полный, почти шокирующий разворот.

И не потребовалось много времени, чтобы отследить большую часть этого успеха до Ли. Ла Фоллетт назвал усилия Ли "памятником позора", осудив его на заседании Конгресса. И Ла Фоллетт не ошибся: вместо того чтобы превратить американские железные дороги в яркую историю успеха, работа Ли сохранила железные дороги как одну из самых опасных сфер жизни американцев - настолько, что так называемые "железнодорожные хирурги" той эпохи считаются первыми в мире травматологами. 29

Ли, разумеется, не возражал. Он сделал свою работу, и плутократы того времени это заметили. С его успехом внезапно открылись новые двери, которые привели его в новые отрасли и новые возможности, предоставив новые шансы проверить его новые теории "связей с общественностью". Список его клиентов снова расширился.

И вот в 1914 году Ли получил звонок, который закрепил его репутацию. Вблизи городка под названием Ладлоу произошла резня - беспрецедентное кровопролитие, в результате которого погибли десятки иммигрантов и членов их семей. Может ли Ли помочь?

К тому времени, когда Джон Д. Рокфеллер-младший, сын Джона Рокфеллера-старшего, архитикона и дико богатого основателя Standard Oil Company, обратился к Ли с просьбой помочь в расправе над Ладлоу, он уже приобрел репутацию, схожую с репутацией своего отца. Замкнутый и отстраненный, Рокфеллер-младший оставался закрытой, замкнутой фигурой, недоступной для широкой публики. Не то чтобы он хотел, чтобы было иначе. Он всегда предпочитал залы заседаний совета директоров широкому поклонению, частные конференции - публичным беседам. Всякий раз, когда Рокфеллер или его отец подвергались критике, они "поднимали лицо и подставляли другую щеку", как описал это один агиограф. 30

Но это было до резни в Колорадо, где Рокфеллеры курировали горнодобывающие предприятия. Эта бойня не была похожа ни на что, что Рокфеллеры видели или за что отвечали раньше. Десятки погибших, сотни раненых, вина за все лежит на местных ополченцах и чиновниках, обслуживающих семью Рокфеллеров: все это было беспрецедентно как для Рокфеллеров, так и для Америки. Рокфеллеры могли лишь подставлять щеки. Общественность и законодатели требовали ответов. Они хотели, чтобы чья-то голова покатилась вниз. И любой из Рокфеллеров был готов.