Форма воды

Когда он делает это снова, то выбирает левую руку.

На ней боли доступны не все пальцы, многих он не чувствует вообще, они чужие. Стрикланд бьет, бьет, и бьет, и верит, что чувствует щелчок на одном из гнилых отростков, что разорвался еще один стежок.

Подобно швам на боку Deus Brânquia?

Кто развалится на части первым? Кто переживет другого?

Он хватает телефон, не красный, другой, и торопливо набирает номер Флеминга. Тот может быть мальчиком на посылках у генерала Хойта, но он должен выполнять и команды Стрикланда.

Флеминг берет трубку после первого гудка, слышен стук упавшего планшета.

– Когда доктор Хоффстетлер покинет нас сегодня… – произносит Стрикланд. – Последуешь за ним.

10

лучи света прыгают в щели между деревом под ногами словно игривые животные… хорошие цвета… птичий цвет… змеиный цвет… тараканий цвет… пчелиный цвет… дельфиний цвет… и мы пытаемся поймать их, но это просто цвет… и звук тоже… женщина называет его «музыкой»… она отличается от нашей музыки, но она нам нравится, и мы сияем нашей любовью… и мы следуем в любви и музыке по коридору… пока мы видим другой высокий, белый и плоский… и входим внутрь… пещера, что пахнет хорошим мужчиной… его кожа, его волосы, его жидкости, его дыхание, его болезнь… есть болезнь, есть слабость, которую мужчина пока не может чувствовать или обонять… это делает нас печальными… но есть и хорошие запахи… черный камень, которым мужчина делал наши подобия… мы можем видеть эти подобия всюду в пещере… так много подобий… мы касаемся подобий, и наши когти смазывают черное… и мы лижем черное… черное не очень хорошо на вкус… человеческий череп, и на его вершине поддельные волосы, как поддельные солнца… и мы чувствуем одиночество… в нашей реке так много черепов повсюду… и это хорошо… хорошо знать смерть для того, чтобы ты мог знать жизнь…

тут лучший запах… запах еды… лучшей еды, живой еды… и мы чувствуем животных в пещере… все животные – наши друзья… и они выходят из убежищ с настороженными ушами и настороженными усами и хвостами… их глаза сияют как наши… они кланяются нам, они предлагают себя нам… они прекрасны… мы ловим их и принимаем жертву… и мы хватаем одно и сжимаем так, что нет боли… и мы съедаем нашего друга… и это хорошо, это кровь, мех, сухожилия, мускулы, кость, сердце, любовь… и мы едим, и мы сильнее… и мы чувствуем реку снова… всех богов… перьебог, чешуебог, ракушкобог, клыкобог, когтебог, древобог… все мы часть узла… где нет тебя, нет меня… только мы, мы, мы, мы…

шум… плохой шум… треск, какой издает плохой мужчина и его палка с болью… палка с молнией… мы шипим, и поворачиваемся, и мы атакуем… плохой мужчина издает звук боли… но мы ошибаемся… это не плохой мужчина, это хороший мужчина… хороший мужчина, вернувшись в пещеру, застает нас… мы едим его остроухого усатого хвостатого друга… и мы сожалеем… жидкости… мы так сожалеем… покорность… мы не хотим атаковать… мы не враги… мы друг, друг, друг… и хороший мужчина улыбается нам, но его запах становится плохим… хороший мужчина поднимает руку и смотрит на нее, и течет кровь… много крови… кровь падает как дождь…

11

Ведущего ученого проекта рады видеть в любом помещении «Оккама», кроме одного, и именно там Хоффстетлер обнаруживает себя: женская раздевалка.

Здесь, slava bogu, нет камер, он привык рассматривать их как горгулий, что хлопают крыльями над головой, а затем докладывают о любом его движении. Понятно, они есть в коридоре, и его снимают, и наверняка вешают ярлык «извращенец», но тот можно потерпеть несколько дней, главное, чтобы Стрикланд не догадался, к чему это все.

Так что Хоффстетлер проникает внутрь, по запаху находит бывший душ, который используют как склад, и прячется за стеллажом с чистящими жидкостями.

Резкий звон возвещает, что близится завершение ночной смены.

Он слышит, как одна за другой входят четыре уборщицы, ощущает головокружение – то ли из-за аммиачной вони, то ли из-за подбирающейся к горлу паники. Остаток недели, напоминает он себе, это все, что ему нужно продержаться.

Хоффстетлер первый, и он надеется, что последний раз соврал Михалкову, сообщил, что шприц сработал и девонианец мертв, и агент КГБ в ответ поделился деталями: в пятницу телефон позвонит дважды, после чего Хоффстетлеру нужно проследовать в обычное место, где его заберет Бизон, посадит на корабль, и тот отвезет ученого в Союз, к родителям.

Михалков даже вспомнил безупречные годы службы Хоффстетлера и назвал его «Дмитрием».

Хоффстетлер срывает очки, трет глаза, которые жжет от химических паров. Обморок… нет! Он фокусируется на звуках из раздевалки, он каталогизатор по натуре и призванию, но в классификации производимых женщинами шумов мало чего понимает.

Шелковые шуршания, резкие щелчки, деликатное позвякивание.

Свидетельства жизни, о которой он ничего не знает, но еще может узнать, если дотянет до пятницы.

– Эй, Эспозито, – в женском голосе слышен латиноамериканский акцент, и он столь же груб, как сирена тревоги. – Это ты сказала тому мужику, что мы курим там, снаружи?

Пауза, наверняка заполненная жестикуляцией Элизы.