Формула красоты

Удел подпространства неудачников – наливать и анализировать. Но часто важное и серьезное незаметно с виду. Бродя по улочкам Мюнхена, я недоумевал, как в этих милых сказочных улочках семьдесят лет назад вызрело столь кошмарное политическое движение, изменившее сознание поколения. Долго оно будет ещё пугать, поражая жизненной устойчивостью, как поражают небоскрёбы на берегах бывших индейских поселений.

– Итак, резюмируем, – говорит Юра, – объединили свои усилия российский клоун и французский футболист. Но это видимость.

Юра смотрит на меня.

– Может быть, – добавляю я, – это – пара разведчиков и Мата Хари по совместительству. Ушкуйничают, предлагают демпинговые цены…

– Получается симбиоз. Голова…

– Голова не причём. В оборот запускается только тело. Понимаешь, стирать пыль – ежедневная забота хозяйки, но стёрли пыль с крыльев бабочки, и невозможно летать. Мы жертвы их невнимательности.

Пятно девятое

Прекрасно начинать новую жизнь. На этот раз мы летим в Париж в новом качестве. Со мной мой приятель или теперь как принято говорить – мой друг – Ваня Фурсов и Маша. Именно в такой компании мы уже побывали под Кёльном по немецкой программе, и с нами было множество людей. Теперь мы летим в Париж. Из неприятностей разве что время года – декабрь, а в плюсах – полная свобода и ограниченный круг лиц.

Наша крохотная гостиница Мон-Блан на левом, студенческом берегу Сены, рядом с площадью Сен-Мишель и Латинским кварталом, и поэтому дежурными на этажах – студенты, подрабатывающие в свободное время, с учебниками на дежурных столах.

Встречаемся мы с французами в кафе «Курящая собака», и на нашем столе – улитки в кипящем масле, многоэтажное сооружение с ракушками и улитками в битом льду, и мне подают для этого инструмент и наряжают в фартук.

Очень яркие впечатления, потому что первые. Затем мы, словно заколдованные, блуждаем по холодным улицам вокруг Сен-Жермен-де-Пре, затем скучные переговоры и мучения Маши: «Что купить? Ах, я просто не знаю, что купить? Как сделать выбор?»

Всё как-то призрачно, словно лазерная картинка и персонаж мечется среди пустоты и обилия. Его доводят до отчаяния трудности выбора и слышен писк: не выберу, не знаю, не могу… зато уже в следующие разы будет всё продумано. И одно ясно: её от этого теперь ни за что не оторвать. Во всяком случае для этого нужны силы титанические.

Паническим ужасом стали для Маши мои слова в последнее утро, фотографируясь на мосту за Нотр-Дам, что поездка мало дала для дела и похожа на туристское мероприятие. Я сказал как всегда вообще, а для неё, наверное, очень конкретно выглядело. Мол, Париж не место для стажёрок, где нужно много работать. Но она думала иначе, что это и есть её место и она прожить не сможет без него.

Ах, как всё изменилось. Наверху своя жизнь, внизу своя, со множеством правил и законов. Все с виду вежливы, исполнительны, скромны. Иногда небожители спускаются по верёвочной лестнице и для них затевается шоу. Были случаи, когда честолюбие пускалось в ход. Давался старт, и все начинали карабкаться, каждый своим способом. Общество рассыпалось, карабкались и по головам и в ход шла оголтелая политика «дал-взял».

В поездке одно стало очевидным: джин выпущен на свободу. Покинув тесный объём, он растекался вокруг вязкой средой. Ему нужны были ходы, чтобы проникнуть в окружающий мир. Не имея ключей и не зная языков, он не тратил время на тонкости общения. Всё образуется, желание меняет окружающий мир, только оно должно быть демоническим.

Совсем недавно по дороге с работы шеф долго жаловался на несправедливость, что он устал искать клады для беспечных людей, что в этой жизни не ценят первооткрывателей и нужен ледокол, за которым двигаться спокойней. Мы не могли тогда толком объясниться, мы говорили с ним на разных языках.

Последним нашим неформальным общением стал эпизод с привезённой французской водкой. На бутылке красовалось, как водится «Eau-de-vie» – «Вода жизни». Название шефу очень понравилось, и он его неустанно повторял, хотя вслед пошли и отечественные бутылки, а вся липнущая публика вторила ему, но ещё вела себя достаточно скромно.

Теперь всё совершалось откровенно. По утрам в служебную машину загружалась служебная команда, отправляясь куда? Строить шефов загородный дом. Наступила пора безбрежного хапанья. Хапнуть больше и распорядиться, чтобы как в сказке сварить суп из топора. Новоиспечённые купцы совершали тогда невиданные обороты. Стоимость земли возросла и со временем стала недосягаемой. Прозевавшие пытались прорваться вырваться вперёд.

Может, это – обычное в истории. Судьба солидных состояний зиждется на том, что кто-то кем-то когда-то пренебрёг, переступил, пошёл по головам, хотя до этого считалось честным подниматься дружно и ровно. (Один народ, одна судьба. Как тесто в опаре.) Теперь всё можно. (Мы идём капиталистическим путём.) Но рост замедлится и исчезнет порыв, а преступники – люди отчаянной отваги и победителей не судят, некому судить и о начале забывают. Дело-то сделано, а если не понял, сам дурак и кусай теперь собственные локти.