Формула невозможного

Ко рву стекались на утренний водопой аборигены. Один из них стоял спиной к разведчикам и, как видно, вовсе не собирался, подобно сородичам, съезжать на брюхе к воде. Резницкий вскинул бинокль и разглядел на запястье аборигена браслет – энграфический датчик. Это был Вожак.

– Посмотрим, что он будет делать, – тихо сказал Сергей Сергеевич.

С полчаса они наблюдали за Вожаком, но тот все стоял неподвижно на берегу рва. Сородичи обходили его, держались поодаль.

– Он смотрит на Большой Центр, – сказал Резницкий. – Это нечто новое, Алеша.

Они давно убедились, что аборигены не проявляют к Центру ни малейшего интереса. Центр для них был чем-то привычным – просто частью пейзажа. И теперь, когда Вожак, позабыв о еде, стоял и разглядывал Центр, – это что-нибудь да значило.

– Проявление памяти предков? – спросил Новиков. – Вы так считаете?

Резницкий пожал плечами.

– Во всяком случае, нечто новое, – повторил он.

– А что, если… – Новиков запнулся, надо было обдумать неожиданную мысль. – Сергей Сергеич, – сказал он, помолчав, – а что, если переправить Вожака на тот берег?

– Зачем? – Резницкий быстро взглянул на Новикова.

– Его предки могли быть программистами Центра.

– Возможно. Но давайте, Алеша, опираться не на предположения, а на факты. Возбуждение прогениториальной памяти в мозгу аборигена вызывает, как я полагаю, очень смутные, рваные, бессвязные картины. Нужно не менее трех сеансов. Но я не могу приступить даже ко второму, пока не получу мало-мальски стабильной энграммы.

– Согласен, что ваша методика безупречна. Но вот факт – гражданин стоит целый час и смотрит на Центр. Пустое любопытство исключается, верно? Неужели вы не слышите, как со скрипом ворочаются его мозги?

– Конкретно, Алеша: чего вы хотите добиться?

– Нам нужно установить прямой контакт с Центром – иначе невозможно разобраться в его намерениях, иначе мы не сможем на него воздействовать. Прямой контакт когда-то осуществляли здешние программисты. Наш подопытный – их потомок…

– Не получится. Во всяком случае – до окончания эксперимента.

– А вдруг, Сергей Сергеич? Мы же ничем не рискуем. Вдруг в его смутных воспоминаниях мелькнет нечто такое… существенное для нас. Хотя бы намек. Да и Центр, вероятно, как-то среагирует на его появление.

– Вот этого я и опасаюсь.

– И напрасно. Центр не может сделать ему ничего дурного, за это я ручаюсь. Скорее всего он встретит нашего приятеля радостным хрюканьем. Ну что, Сергей Сергеич, все еще не убедил?

– Хорошо, – помолчав, сказал Резницкий. – Но я пойду с вами.

– Нет, – твердо сказал Новиков. – Ко мне Центр, вроде бы, привык, а как встретит вас – не знаю. Вы лучше посидите здесь на бережку. Помните васнецовскую «Аленушку»? Вот и вы так – подоприте щеку рукой, пригорюньтесь…

Усадить Вожака на плотик оказалось делом нелегким. Вожак топтался, дергал Резницкого за рукав и верещал. Сергей Сергеевич подталкивал его к плотику, на котором сидел Новиков с тубой питательной пасты. Вид и запах любимой еды заставили наконец Вожака ступить на плотик, он упал на сиденье, и в тот же миг Новиков оттолкнулся веслом от берега. Вожак пожирал пасту, глазки его беспокойно бегали. Плотик уткнулся в заросли противоположного берега. Вожак с визгом переполз на сушу, за что был вознагражден второй порцией пасты.

Так он и стоял перед башней Большого Центра – жующий и глотающий, с мордой, выпачканной в пасте. Новиков не спускал с него объектива кинокамеры. Но никакими силами нельзя было заставить Вожака пролезть под решеткой в башню. Он стоял, жевал и смотрел. Очевидно, Сергей Сергеевич прав: никакого толку от Вожака не было.

И тут у Новикова возникло странное ощущение – будто в башне кто-то есть. Он просунул голову под решетку и явственно ощутил на лице легкое дуновение. На черном фоне одной из панелей блока программирования скользнула серая тень – Новикову почудился некто проворный, круглоголовый… Нет, это мерцал сложный узор рисованных схем.

Новиков пролез в башню, медленно приблизился к этой панели. Он не помнил точно, новый ли рисунок был на ней сейчас или тот же, что и раньше. Он знал, что должен проверить это, но не мог шевельнуть рукой, чтобы достать таблицы. Он застыл на месте и смотрел на мерцающую панель, и теперь ему казалось, будто он стоит перед невидимым экзаменатором, который упорно повторяет один и тот же вопрос, и наконец до него, Новикова, дошел смысл вопроса.

«Кто ты такой?»

Вопрос повторялся снова и снова, стучал в ушах, и он знал, что должен ответить. Он сосредоточился лишь на этом и проговорил раздельно, но беззвучно, – не проговорил, а подумал:

«Я человек».