Формула успеха

Агентом по сбыту там был швед, Герберт Кастенгрен, а агентом по техническим вопросам — голландец, Ринсе Хилкема. Кастенгрен, у которого имелись налаженные отношения с ведущими политиками и чиновниками, регулярно встречался с ними для обсуждения текущей ситуации и был очень полезен. Однако случилось так, что секретарша у него была немка, и к тому же время от времени его посещали наши эйндховенские «вервальтеры», в особенности доктор Газе, которому немцы доверяли финансовые вопросы. Тот самый доктор Газе, который так усложнил мне жизнь во время нашей поездки в Швейцарию в 1943 году. Газе и в Швеции пытался протолкнуть кое-какие нововведения, которым Кастенгрен противился, как только мог. Тем не менее немцев принимали вежливо, что вызвало острое раздражение у голландцев, работавших в нашем шведском представительстве, и пуще всего у Хилкема. Он поклялся, что, как только Гитлера победят, шведы, и в первую очередь Кастенгрен, заплатят за свое поведение. Так что Кастенгрен с Хилкема были на ножах. Оттен, будучи в Лондоне, высказал Кастенгрену, что он обо всем этом думает, в результате чего тот решил покинуть «Филипс». Так обстояли дела на момент моего приезда в Стокгольм.

Скоро мне стало ясно, до какой степени сложным было положение Швеции. Более всего страна хотела оставаться нейтральной, поскольку, подобно Швейцарии, была полностью окружена территориями, контролируемыми немцами, и не могла рассчитывать на поддержку союзников. Однако наши филипсовцы там более всего были озабочены запуском нового завода и организацией сбыта продукции. В какой-то момент потребовались деньги, а получить их не представлялось возможным ни из Голландии, ни из Соединенных Штатов. Поэтому Кастенгрен решил обратиться к своему старому партнеру по теннису, шведскому банкиру Маркусу Валленбергу:

— Моей компании немедленно нужны деньги.

— Много ли?

— Около пятнадцати миллионов крон.

(В те дни это была весьма ощутимая сумма.)

— Под какой залог?

— Ни под какой. Разве что под себя самого!

Валленберг знал Герберта Кастенгрена как честного и толкового бизнесмена. Он дал шведскому «Филипсу» пятнадцать миллионов крон безо всяких гарантий, и работу удалось продолжить.

Поскольку я знал, что такое немецкая оккупация, я очень хорошо понимал чувства голландцев и не мог не понимать также, что шведы, оказавшиеся в мешке, были вынуждены приспосабливаться к немцам. Короче говоря, все было очень непросто, но в конце концов я заставил их помириться. Кастенгрен, который ради «Филипса» рисковал своим добрым именем, остался с компанией, и мы разрешили щекотливую ситуацию в стране, где люди были склонны смотреть на вещи совсем иначе, чем мы в Голландии.

В Готенбурге у меня произошла встреча другого характера. В лагере Красного Креста, который там размещался, я навестил группу евреек, в июне 1944 года депортированных в Германию из Вюгтского лагеря. Первая попытка немцев вывезти их окончилась неудачей ввиду яростного сопротивления наших филипсовцев. Что только не предпринималось! Обратились «на самый верх» в Берлин, и в последний момент их удалось спасти из поезда, уже готового к отправке. Но немцы сделали вторую попытку, и она удалась, поскольку захватили всех врасплох, ночью.

Что эти женщины пережили, словами не выразить. Сначала их привезли в печально известный лагерь уничтожения Освенцим, где они видели, как целый состав из Венгрии, детей и стариков, раздели донага и отправили в газовые печи. Филипсовская группа из Хертогенбоса после множества ужасных перипетий оказалась, однако, на заводе «Телефункен» в Райхенбахе. Трудились там с шести утра до шести вечера, но кормили рабочих сравнительно неплохо.

После того как завод разбомбили, группу мотало по всей Германии и Чехословакии, после этого они оказались на подземном заводе в Миндене, в Вестфалии. Там женщины работали с инструментами, вывезенными из филипсовских мастерских в Вюгте, и нашли на них нацарапанные голландские женские имена. В начале апреля их опять перевезли, избивая и перегоняя из вагона в вагон, уже на другой подземный завод. Наконец они оказались в Гамбурге, где после капитуляции их принял на свое попечение Красный Крест. Измученных, изголодавшихся, завшивленных, их подлечили, подкормили, одели и морем доставили в Готенбург. Когда мы свиделись, шла подготовка к их репатриации.

Кое-кого из них я знал по Вюгту. Растроганный этой встречей, я вспомнил, как мучительно раздумывал в 1943 году, устраивать ли в лагере мастерские. Эти люди были живым доказательством того, что решение мы приняли правильное.

После этого неделю я провел в Осло. С норвежцами общаться оказалось куда легче, чем со шведами: наши страны были в одной лодке.

Пощечина