Форварды покидают поле

Застываю, как изваяние. Мгновение, пока я в страхе ждал выстрела, показалось вечностью. Я уже видел себя лежащим на песке с простреленной головой. Ах, как хотелось оказаться сейчас на Крещатике или у себя на улице, а еще лучше — дома. Я вспомнил мать, братьев, сестер, представил себе их горе после моей безвременной гибели, и мне стало ужасно жаль себя. Но не успел я отдаться этому чувству, как прозвучало три хлопка, и по ликованию зрителей я понял—меня уже расстреляли. Жанну Либредо вызывали на бис, публике чертовски хотелось еще раз увидеть «казнь». Спасибо Санькиной маме. Вместо повторения номера она прострелила свою шляпу, подбросив ее вверх. За кулисами нас обнял Пауль Самсонович, а затем и Гуттаперчевый Человек.

— Молодцы, хлопчики, право молодцы! — похвалил Борис Ильич.

— Тебе бы за них взяться,— сказал ему Пауль Самсонович. — Из них вышло бы изумительное трио акробатов. Некому заняться ими.

— А это идея,— разглядывая нас, согласился он и обнял Саньку за плечи. — Приведи своих дружков ко мне домой, мы кое-что обсудим.

Теперь, когда Борис Ильич снял с себя шитый позументами костюм и надел простые брюки, косоворотку и фуражку-керенку, он казался мне оскорбительно будничным. Но на пиджаке, который он небрежно набросил на плечи, я заметил орден Красного Знамени. Это единственное, что выделяло его среди артистов, толпившихся за кулисами.

Теперь все принцы, герцогини, амазонки, шейхи, джигиты, сверхкрасавицы и сверх-силачи предстали перед нами вполне земными и простыми женщинами и мужчинами. Даже досада разбирала.

Степка ушел ночевать к себе в подвал, потому что Андрей Васильевич приехал на несколько дней домой. У нас все уже спали, бодрствовала только мама, стирая рубашку своего «артиста». При моем появлении она вытерла передником руки, отрезала ломоть хлеба и налила чаю. Пока я ел, она сидела на табурете и молча глядела на меня. Глаза у нее туманились грустью, в них легко читалось: «Ешь на здоровье, сынок. Я знаю — тебе это на один зуб, но что поделаешь,— в доме столько ртов, и всем хочется есть. Начнешь работать и зарабатывать, тогда по два раза в день стану жарить тебе котлеты на подсолнечном масле».

— Ты на самом деле выступал в цирке? — спросила мама.

— Ясно! Разве можно выступать не на самом деле?

— А вдруг ты убирал конюшни?

— В одежде принца не убирают конюшни, да будет тебе известно.

— Почему же из тебя ни слова нс вытянешь? Можно подумать, будто твое имя не сходит с афиш: «Вова Радецкий — знаменитый артист».— Она снова принялась стирать.

— Что рассказывать, когда из головы не выходит Гуттаперчевый Человек!

— Какой гуттаперчевый? До сих пор я знала только плохих и хороших людей, оказывается, есть еще один сорт — гуттаперчевый?..

Не доев хлеба, я спросил:

— Выходит, мир делится на хороших и плохих людей, но почему страдают главным образом хорошие?

— Откуда тебе это известно?

Я не слепой. К чему Керзону две руки? Обманывать людей он мог бы и с одной... А у Гуттаперчевого Человека нет правой руки, хоть она ему нужна до зарезу.

— Я не все поняла. Стирать и одновременно отгадывать загадки, сыночек, мне не но возрасту.

— Какие загадки? Ответь, пожалуйста, на мой вопрос: почему страдают все порядочные люди, даже умирают прежде всего честные?..

— Вот фантазер! Ты в похоронной конторе ведешь учет?

— Доказать тебе?

Мать вытерла тыльной стороной ладони потный лоб.

— Не нужно доказывать... Твоя мама, слава богу, не последняя дура.— Она присела рядом и отрезала еще кусок хлеба.— На земле много несправедливости. Хорошие люди не могут оставаться равнодушными. Они ведут борьбу со всяким злом. Тогда люди с черной душой наносят им удары в спину. В товарища Ленина стреляла злодейка Каплан, будь проклято ее имя навеки. Плохие люди обычно каменные, их ничто не волнует, и когда они Делают подлости, совесть их не мучит. Поэтому они и живут дольше.

— Значит, если хочешь долго жить — будь подлецом? — спросил я.

— С тобой, Вова, невозможно разговаривать. На любой ответ у тебя в запасе сто вопросов. Умирают все, но порядочные люди оставляют по себе добрую память.

Мама явно запуталась в своих философствованиях. В таких случаях она всегда начинает сердиться.

— Ну, хватит болтать, спать пора. — Мама решительно встала и погасила свет.

Под полом скреблась мышь и мешала размышлять о Борисе Ильиче и о многом другом, беспокоившем мое воображение...

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА