Four Thousand Weeks: Time Management for Mortals

Степень агонии здесь может быть экстремальной, но по сути это то же напряжение, которое испытывает любой человек, разрывающийся между работой и семьей, между дневной работой и творческим призванием, родным городом и большим городом или любым другим столкновением возможных жизней. И Кафка, как и все мы, отреагировал на это, попытавшись не сталкиваться с проблемой. Ограничение отношений с Бауэр сферой писем означало, что он мог цепляться за возможность интимной жизни с ней, не позволяя ей конкурировать с его манией работы, как это обязательно произошло бы в реальной жизни. Эта попытка избежать последствий конечности не всегда проявляется в фобии обязательств, подобной фобии Кафки: некоторые люди внешне принимают на себя обязательства в отношениях, но внутри сдерживаются от полной эмоциональной отдачи. Другие годами живут в нитяных браках, из которых на самом деле должны выйти, но не выходят, потому что хотят сохранить возможность того, что их отношения еще могут перерасти в долгие и счастливые, а также возможность воспользоваться своей свободой и уйти в будущем. Однако все это - одно и то же существенное уклонение. В одном из моментов Бауэр в отчаянии советует своему жениху "больше жить в реальном мире". Но это именно то, чего Кафка стремился избежать.

За шестьсот миль от нас, в Париже, и за два десятилетия до того, как Франц встретил Феличе, французский философ Анри Бергсон в своей книге "Время и свобода воли" пробил тоннель к сердцу проблемы Кафки. Мы неизменно предпочитаем нерешительность, а не приверженность какому-то одному пути, писал Бергсон, потому что "будущее, которым мы распоряжаемся по своему вкусу, предстает перед нами в то же время во множестве форм, одинаково привлекательных и одинаково возможных". Другими словами, мне легко фантазировать, скажем, о жизни, в которой я добиваюсь звездных профессиональных успехов, одновременно являюсь прекрасным родителем и партнером, а также посвящаю себя тренировкам для марафонов, длительным медитативным ретритам или волонтерской работе в моем обществе - потому что пока я только фантазирую, я могу представить, что все это происходит одновременно и безупречно. Но как только я начну пытаться жить любой из этих жизней, я буду вынужден пойти на компромисс: уделять меньше времени, чем хотелось бы, одной из этих сфер, чтобы освободить место для другой, и смириться с тем, что все равно ничего не будет получаться идеально, в результате чего моя реальная жизнь неизбежно окажется разочаровывающей по сравнению с фантазией. "Идея будущего, заключающая в себе бесконечность возможностей, таким образом, более плодотворна, чем само будущее, - писал Бергсон, - и именно поэтому мы находим больше очарования в надежде, чем в обладании, в мечтах, чем в реальности". И снова кажущееся удручающим послание на самом деле является освобождающим. Поскольку каждый реальный выбор того, как жить, влечет за собой потерю бесчисленных альтернативных вариантов жизни, нет причин откладывать или сопротивляться принятию обязательств в тревожной надежде, что вы каким-то образом сможете избежать этих потерь. Потери - это данность. Этот корабль уплыл - и какое облегчение!

 

Неизбежность урегулирования

Это подводит меня к одному из немногих советов по поводу свиданий, которые я с полной уверенностью могу дать, хотя на самом деле они актуальны и в любой другой сфере жизни. Он касается "оседания" - вездесущего современного страха, что вы можете оказаться связанными обязательствами с романтическим партнером, который не соответствует вашему идеалу или недостоин вашей прекрасной личности. (Карьерная версия этого опасения подразумевает "соглашательство" на работу, которая оплачивается по счетам, вместо того чтобы полностью посвятить себя своей страсти). Общепринятая мудрость, сформулированная в тысяче журнальных статей и вдохновляющих мемов в Instagram, гласит, что соглашаться всегда преступно. Но эта мудрость ошибочна. Вы определенно должны соглашаться.