Foxtrot втроем не танцуют. Приключения русских артистов в Англии

Решение о переходе в студию более сильного педагога было мучительным. Пирожков давно стал другом семьи Карельских, они даже вместе ездили летом отдыхать в прекрасный дом отдыха на Селигере. Рита Карельская, талантливый дизайнер в одежде, обшивала всю студию Пирожкова конкурсными костюмами. Но увы, перед парой Карельских встал выбор. Дружба или медали.

Руслан, для которого главной мотивацией в танце была именно победа, уговаривал Риту расстаться с Пирожковым и перейти в студию артиста балета, открывшего школу спортивного танца, Никиты Борисоглебского. Его ученики неизменно побеждали на всех российских чемпионатах. Но Рита успела привязаться к Петропалычу как к близкому другу и родственнику и убеждала Руслана повременить. Еще неизвестно, получится ли им стать чемпионами, занимаясь в студии Борисоглебского, хватит ли у нее самой сил и энергии в тренаже у хореографического станка, к которому, как поговаривали, Никита ставил всех своих учеников, невзирая на злословие конкурентов, болтавших, что, мол, «балетный станок для спортивного танца – это лишнее». К тому же было слишком очевидно, что с уходом к Борисоглебскому Маргарита потеряет своих клиентов из студии Пирожкова, заказывающих конкурсные костюмы, а главное, что потеряет и его самого – как друга. Но амбициозный Руслан призывал всем этим пожертвовать – он был настроен лишь на кубки и медали.

Глава 2

Белая ночь Черного озера

Над Ирландскими морем клубился белесый густой туман. На горизонте вода сливалась с небом. Песчаный мол с чередой массивных каменных волнорезов был окаймлен цепью открытых беседок с разлапистыми, как у китайских пагод, крышами. Беседки следовали одна за другой, как бусинки в ожерелье, растянувшись невидимой цепью на все побережье, насколько хватало глаз. Темный от морской соленой влаги, такой широкий, что на нем могли бы прекрасно разъехаться два грузовика, пирс со скрипучими рассохшимися на солнце досками деревянного настила уходил широкой дорогой в неопределенное, теряющееся во мгле будущее. Несколько серебристых чаек сгрудились на узорчатой жердочке чугунного заборчика, столь низенького, что его с легкостью смог бы перескочить не только жеребенок, но и поросенок. Словно гигантские воробьи в ненастье, чайки недвижно сидели, вглядываясь круглыми золотыми бусинами глаз в унылую даль, где темная вода сливалась с угрюмым небом. Ажурный чугунный заборчик с пышными королевскими вензелями, с вызолоченным львом и единорогом королевского герба, отгораживающий влажный морской песок, напичканный галькой, словно пирожковое тесто – орехами, следовал параллельно струнам трамвайной линии. Прочих морских птиц, кроме огромных серебристых чаек, не было заметно, наверно, они не летали в столь гадкую, туманную погоду, когда с высоты своего парения над морем не только не разглядишь мерцающий белым металлом в глубине косяк селедки, но даже излюбленного места «парковки» желтоклювых рыболовов – круглых уличных фонарей, зажигавшихся в вечерних сумерках ожерельем маленьких перламутровых лун.

Рассветная мгла крепко держала горожан в чреве домов, превращавшихся с наступлением зимнего сезона в «берлоги», из которых под напором пронизывающего ледяного ветра, дующего со стороны Ирландского моря, да, пожалуй, и всей Атлантики, становилось проблематично выкарабкиваться. Не только себя любимого, но и обязательного члена почти любой английский семьи – четвероногого пса совершенно не хотелось выставлять за дверь. Англичане питают к собакам удивительно нежные чувства, так что шок русских туристов от надписи на витринах магазинов «Вход с собаками приветствуется» довольно быстро проходит – таких магазинов много, и часть выручки от продажи товаров направляется в приюты и лечебницы для животных.

Но вот зима позади, льдины бесследно растаяли, прибрежные холмы покрылись вначале легкой зеленью, словно бронзовые монетки – патиной, а вскоре и россыпью мелких цветочков, похожих на крошечные сиреневые хризантемы. Над Блэкпулом развернулась во всю свою опьяняющую мощь вдохновляющая пора весны и расцвета жизни.

Время белых ночей!

Силуэт деревянного пирса, отделяющий зеленую твердь от сизой хляби небесной, постепенно окрашивается под натиском рассветного солнца в привычные глазу тона и оттенки. Низенький заборчик, отделяющий владения Ирландского моря от владений Блэкпульской мэрии, внезапно оказывается ажурно-кружевным, сквозь чугунные завитушки проглядывают морские волны. Силуэты птиц, неподвижно заполнивших жердочки заборчика, словно ноты – пятиструнную линейку партитуры, под лучами солнца превращаются в белоснежных чаек, которые тут же оживают и с истошными криками срываются всей стаей куда-то высь. Мгла отступает под натиском нового дня, в глубине Туманного Альбиона возникают угловатые контуры городских крыш. И светофоры из загадочных трехглазых чудищ, скрытых в тумане, превращаются в заурядные железные столбы перекрестков.