Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Во-вторых же (и это, конечно, гораздо важнее), сказанное – это всегда нечто другое, чем то, о чем оно сказывает. Последнее, быть может, и вовсе не существует или же существует в такой твердолобой неизменности и неприступности, что лишает нас надежды даже отдаленно к нему приблизиться; в существовании же сказанного трудно сомневаться; к тому же, оно изменчиво и непостижимо: сегодня оно одно, а завтра совсем другое. Кто знает, может быть, оно захочет когда-нибудь преодолеть свою сказанность и потребует для себя свое собственное пространство, которое прорастет деревьями и травой, зазвенит птичьими голосами, прольется чистым дождем над полями и лесом, вспыхнет лунным светом в чердачном окошке старого дома… Разумеется, там найдется место и для нас – униженных безмолвием слов, утративших надежду одолеть неодолимое…

Итак – будем говорить.

34.

НАУЧИТЬСЯ ГОВОРИТЬ. Куда ни посмотришь, везде встретишь ее взгляд, то пристальный и строгий, то манящий и лукавый. Он – в каждом солнечном блике, в каждой капле дождя, в каждой вещи, – например, в этой кофейной чашке с золотым ободком, которую я держу в руке. И здесь – в небесной синеве, в переплетении ветвей, в далеком звоне колоколов или в пронзительности саксофона, в огнях ночного города и в тоске расставаний, в лесной тишине и жужжании пчелы, – он сопровождает нас, ничего не навязывая и ни к чему не понуждая. Но почему же она молчит? Ведь мы столько лет ждали от нее ответов на самые важные наши вопросы?.. И в самом деле – почему? Не потому ли, что мы сами заглушили ее тихий голос разговорами о «сущности» и «существовании», о «свободе воли» и «бытие», о «духе» и «душе», – обо всем том великом множестве слов, понятий и определений, которое мы именуем гордым словом «метафизика», не желая замечать, что в самом этом имени кроется приговор всей нашей мудрости? Еще того хуже: без устали спрашивая и требуя ответа, мы наивно полагали, что владеем тем самым языком, на котором разговаривает сама Истина! Что за ребяческое заблуждение! И после этого, насупившись и надувшись, мы рассказываем на каждом углу, что с нами не хотят разговаривать! Право же, после стольких лет бесцельных блужданий и мытарств, стоило бы вести себя немного умней. Да и много ли от нас требуется: научиться разговаривать с метафизикой на ее собственном языке? Это ведь, пожалуй, означает нечто большее: научиться говорить.

35.

ПЕРВОЕ УСЛОВИЕ ПОЗНАНИЯ. Оно заключается в умении молчать. Тогда, быть может, нам удастся расслышать нечто, что лучше всякой музыки – молчание ночи и звезд, молчание вещей и поступков, наше собственное молчание, словно легко скользящая в зарослях мира пантера. – Безмолвие – пряжа, из которой сотканы и вещи, и дела. Подлинное всегда совершается в молчании. Или было бы лучше сказать, что оно совершается самим молчанием? Этим погруженным в себя, забывшим, что такое время, не имеющим никакого дела до посторонних наблюдателей. Только ложь приходит в грохоте литавр и в барабанном бое самодовольных слов, обращенных вовне. Правда, тому, кто научился молчать, уже нечего опасаться их власти; он легко превращает их назойливый шум в безмолвные ступени своего собственного познания.

36.