Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Впрочем, может быть, все обстоит не так, или не совсем так, как оно представляется поначалу. Возможно поэтому, я иногда начинаю подозревать, что каждое событие, заслуживающее одеться в одеяния вечности, уже в силу одного этого обречено стать словом, – пусть даже оно не выговорено и не записано. Быть может – говорю я себе – истинно и прекрасно только то, что может обернуться рассказом, как своей подлинной природой, из которой соткано его краткое временное существование. Все прочее – то, что мы ошибочно называем «жизнью» – возможно, не имеет никакой цены. И значит, – мне начинает казаться, что это «значит» снисходительно улыбается, чувствуя над нами свою безграничную власть, – наказание неизбежно. Знал ли об этом Орфей? И не потому ли стремился изо всех сил приблизить эту неизбежность, собирая слушателей и торопясь поскорее облечь в слово случившееся? И верно: можно ли жить на земле, потеряв Эвридику? Подчинившись бесплодному времени? – Разумеется: если бы я верил в то, что наше мышление в состоянии проникнуть в подлинный смысл того, что с нами происходит, мне, вероятно, не оставалось бы ничего другого, как сказать, что в этом случае и само наказание, и сама гибель – также озарены светом вечности, а стало быть, – и это самое главное, – светом спасения. Я добавил бы к этому (следуя логике), что наказание – это только удел времени; указывая нам путь, оно очищает наши сердца, делая нас лучше и готовя к встрече с самими собой. И тогда, быть может, никто не заметил бы, что я говорю о совсем другом времени и совсем о другой вечности. – Они всем хороши, – и это время, расставляющее капканы и протаскивающее нас сквозь игольные ушки, – конечно же, ради нашего же блага! – и эта вечность, отнимающая у нас самих себя. Всем, кроме одного: они не в силах вернуть Орфею его Эвридику…

80.

Итак: всякое ли спасение желанно?

81.

Сократ: А вот и Калликл… Здравствуй, Калликл.

Калликл: Здравствуй, коли не шутишь.

Сократ

: А с чего это мне шутить, милый? Разве что Ареопаг присудит мне первое место за отгадывание загадок.

Калликл: Что до Ареопага, Сократ, то я слышал – там затевается что-то, касающееся тебя. Похоже, кто-то снова пожаловался, но ведь тебе нечего бояться, верно?

Сократ: Знаешь, что я тебе скажу, Калликл? Боятся все, только мало кто способен обуздать свои страхи. Поэтому пусть каждый занимается своим делом – Иоргос расписывает свои горшки, Кебрен-водовоз возит свою воду, а я, с божьей помощью, начну разгребать завалы в сердце человеческом.

Калликл: Ты всегда так говоришь, Сократ, словно у одного тебя пасется жирная истина, а остальные только делают вид.

Сократ: Если бы я не пас свое стадо, вы все давно бы уже разбежались по домам, а персы заковали бы вас в железо и отправили на рынок рабов.

Калликл: Никто не отрицает, Сократ, твоих заслуг. Но в последнее время тебя словно подменили. Ты водишь сомнительную дружбу с какими-то грязными людьми, избегаешь старых друзей, и на все вопросы отвечаешь грубой и нелепой ерундой… Да еще этот ужасный крик, который разносится по всем Афинам, так что собаки попрятались по своим норам, а кошки бежали из города, и так же поступили вслед за ними даже некоторые люди…

Сократ: Если ты не забыл, Калликл, то я все же напомню тебе о том, что все люди рождаются свободными, свободными и умирают, вот почему нам не следует делить людей на «грязных» и «чистых»; это знают лишь боги, да и то, думаю, не всегда.

Калликл: Ладно, Сократ, пусть будет по-твоему. Но объясни хотя бы, зачем ты кричишь возле каждого дома, славно пьяный корибант, у которого украли бубен? Так что же случилось, Сократ?

Сократ: У меня нет привычки прятать от друзей что-либо важное, тем более, такое, которое могло бы принести им пользу. Вот почему я не тороплюсь объявить что-нибудь истинное, прежде чем оно удостоверит нас в своей истинности… Да ты и без меня все это знаешь прекрасно. В противном случае тебя бы вряд ли избрали на второй срок в счетную палату при Ареопаге.

Калликл

: Но при чем тут крики, любезный? Мало нам разве торговцев водой или циркачей, от уличных криков которых можно оглохнуть? Если тебе надо кричать, то выйди из города и кричи, сколько твоей душе угодно. Это будет и справедливо, и разумно.

Сократ: Если судить, так как ты судишь, Калликл, тогда, конечно, надо признать твою правоту и ей подчиниться. Но есть и другая правота и о ней наши слова.

Калликл: Пока я слышал только слова в защиту криков, Сократ.

Сократ: Это потому, что ты не хочешь видеть дальше своего носа, Калликл. Но если бы ты только захотел, то легко догадался – что делают здесь эти крики.

Калликл: И что же?

Сократ: Сущую ерунду, милый. Они требуют, чтобы привратники открыли небесные ворота и впустили нас на Олимп. А еще – чтобы все, кто нуждается в помощи – получили ее, будь то лекарство от любви, сжигающей ненависти или прозрачный детский смех… Вот что означают эти крики, милый.