Устрялов Николай

Фрагменты (О разуме права и праве истории)

Николай Устрялов

Фрагменты (О разуме права и праве истории)

ФРАГМЕНТЫ.[1]

(О разуме права и праве истории).

Мировая история не может уйти в отставку ради юриспруденции.

Радбрух.

Когда в моменты, подобные переживаемому ныне Россией и всем человечеством, слушаешь речи и читаешь статьи о спасительном значении права, неизменно ощущаешь величайшее несоответствие этих выступлений тому, что зовется "духом времени". Почтенные и сами по себе заслуживающие всяческого одобрения панегиристы правовых принципов в настоящее время удручающе напоминают собой тех полководцев, которые в разгар неудачного сражения начинают читать дрогнувшим солдатам лекции о пользе дисциплины, или того брандмейстера, который в момент пожара внушает хозяевам горящего дома правила осторожного обращения с огнем.

Право -- полезный, необходимый элемент в жизни народов, и глубоко ошибаются те, кто, как наш Толстой, его недооценивают. Но в "критические" эпохи истории не оно движет миром. Оно безмолвствует в эти эпохи. Подобно статуе Свободы в дни конвента, оно "задернуто священным покрывалом", и чувство такта должно подсказать его служителям, что этого покрывала до времени нельзя касаться.

Великие войны, великие народные движения всегда воодушевляются внеправовым или сверхправовым мотивами. Никогда их нельзя уложить в формальные рамки права. Подлинная сила, добиваясь своего признания, апеллирует прежде всего к самой себе: ее стремление не знает чуждых ее природе, принципиальных сдержек -- "Non kennt kein Gebot". Она сама -- свой высший суд. Только тогда, когда закончена силовая переоценка ценностей, на историческую сцену возвращается право, чтобы регистрировать свершенные перемены и благотворно "регулировать прогресс"... до следующей капитальной переоценки.

Реальный пафос права -- в "утрамбовывании" исторического пути. Непрерывность исторического развития в рамках права -- вот основоположный постулат правовой идеи.

Однако, утрамбовывающие машины, имеющиеся в распоряжении этой идеи, слишком легковесны, чтобы превратить в безукоризненно-вылизанный тротуар волнистое, живописно-шершавое, терниями и розами усеянное поле истории.

x x x

Любопытно, что о "разуме государства" (raison d'Etat) говорят тогда, когда государственная власть нарушает право, учиняет "прорыв в праве", -- 18 Брюмера Бонапарта, 3 июня Столыпина, применение "clausulae rebus sic stantibus" в международном праве, -- вот логика государства, его "эссенция". И когда эта эссенция непосредственно становится "историческою плотью", -- мы имеем "новые рубежи", "новые этапы"...

x x x

Но, ведь, это лишь нарушение "положительного права", от которого самой "идее права" ни тепло, ни холодно (возражение школы идеализма).

Нет, это, несомненно, также и обнаружение известного дефекта самой "идеи", т. е. рациональной концепции. Дело в том, что идея должна быть активной и творческой, -- "реальность чистого долга есть воплощение его в природе и чувственности" (Гегель). Идея немощная и бессильная "только "релятивный принцип", только мыслимое "отнесение к ценности" не удовлетворяет конкретного сознания. Недаром отвлеченный нормативизм преодолевается нынешней наукой права (Еллинек, Кистяковский).

Одним из существенных элементов содержания идеи права должна быть признана ее связь с действительностью, с "реальным рядом". Отсюда уразумение сущности понятия права, отсюда же -- и точное определение границ (ограниченности) "правовой системы", -- условий возможности применения юридических принципов.

x x x

Если современная наука государственного права приходит к выводу, что само государство, как стихия власти, "неисчерпаемо в юридических категориях" (Дюги во Франции, Котляревский в России), то что же говорить о всемирной истории вообще? В рациональных юридических формулах не выразить ее сущности: -- "под нею хаос шевелится", и этого хаоса не изжить вплоть до ее конца.

"Хлеба и зрелищ!" -- издревле кричали народные толпы, ниспровергая принцип "законной преемственности" правовых установлений. "Да приидет Царствие Твое!" -- восклицала Церковь на заре средних веков, ополчаясь против земного права. "Моя родина -- выше всего!" -- заявляет боевой национализм, загораясь безбрежным планом и разрывая договоры, как клочки бумажек. "Да здравствует мир и братство народов!" -- провозглашает современный интернационал, объявляя все "старое право" сплошным "буржуазным предрассудком", подлежащим насильственному слому.

И всем этим лозунгам столь же бесплодно противопоставлять абстрактный правовой принцип, сколь, скажем, нелепо было убеждать христиан ссылками на "дух" римского кодекса. "Иной подход", "разные плоскости"...