Фрай Уэнсли – борец с нечистью

Они перешли этот коридор, оказались на винтовой лестнице и так поднялись на второй этаж, который вывел их в галерею. Тут стояли инструменты, прекрасное помещение для торжеств и приемов, а еще висели картины владельца. Их было много, граф любил увековечивать свою особу, жаль, что помер так непочетно — растворившись. Сомнений не было, это был Персиваль — красивый, статный, черноволосый. Тут же была и его сестра, Жаннетт выглядела эффектной блондинкой и странно, что они так не похожи друг на друга, возможно от разных матерей или в их роду практиковались какие-то эксперименты. Но точно перед волком сидело, стояло, восседало семейство Виргейнов.

— «Милые хозяева», — ухмыльнулась Гарим, — я рада, что к моему повторному прибытию в эти края, они оба почили с миром. Очень не хотелось с ними повстречаться, поговаривали от зазнобы Жаннетт страдали многие ее соплеменницы. Рональда подтвердит. Не правда ли, моя верная подопечная? — она обратилась к вошедшей ведьме.

— Правда, почетная Гарим, Жаннетт обладала скверным и склочным характером, очень дерзко вела себя с соплеменницами и часто не прислушивалась к мудрости Марион, хотя предыдущая предводительница советовала ей не вмешиваться в мирские дела брата, как видите, это привело к печальным последствиям — они оба мертвы.

— О них даже хорошей памяти не осталось, такая печальная участь — умереть в безызвестности, хотя при жизни они наводили ужас не на одно семейство. Граф Шеффилдский состоял при министерстве, я наслышана об этом, но вел двойную игру — был и черным и белым магом одновременно. У меня подобное вызывает умиление, когда продажные душонки пытаются изображать из себя действительно стоящую натуру, но натыкаются на сопротивление и проигрывают. Ах, ваше министерство — отдельная тема, не однократно меня им запугивали, и делала это Марион, которая только после разрушения смогла внятно себя проявить. Я не раз посмеивалась с этого, тот континент, на котором я выросла и те колонии, где я провела много лет, меня научили смелости и отчаянию. Ваши земляки очень загнаны в угол, боятся собственной тени, а я всегда была не такая, и теперь мой черед пришел, — она рассмеялась своим мыслям, но ни волк, ни ее соплеменница подобной радости не разделяли. Рональда печально отметила, какого мнения о Марион эта колдунья. Она не говорила о ней почетно, а лишь порицала трусливость, но только так истребляемым чародейкам удавалось выживать — быть в бегах, тайно проводить обряды и не высовываться. Гарим же сдала ковен магам, оставив его без защиты, а теперь насмехалась над теми, кто не смог дать достойный отпор вооруженному и обученному отряду. Хотя сама Рональда почитала себя предательницей, трусливо примкнувшей к сильному соплеменнику лишь бы избежать незавидной участи.

Гарим недолго упивалась своим превосходством, она иронично взглянула на статную фигуру задиристой Жаннетт и отметила, что превосходит ее по разуму и способностям. Эта ведьма знала о брошенном особняке, видно Марион много чего рассказала преемнице, прежде чем пасть жертвой беглянки или она пала до того, волк уже сомневался, что предводительницу убила Калима, это могло оказаться прекрасным предлогом избавиться от надоевшей учительницы, уже неспособной чему-то научить обрадованную воспитанницу. Фрай взглянул на нее без тени робости, хотя она и оставалась сильной колдуньей, но в ней активно укреплялась гордыня — чувство столь сильное, что порою заглушает здравый голос рассудка. И поэтому она однажды так же бесславно падет следующей жертвой какого-нибудь смельчака. Пастор приготовился сражаться с колдуньей, как сражался с опасным демоном, аспигундом и Скарабеем.

— Рональда, ты должна кое-что сделать, о чем мы договаривались утром, — туманно молвила Гарим, но ведьма ее поняла и удалилась. Теперь они остались вдвоем, волк наблюдал внимательно за действиями своего неприятеля. Эта женщина вызывала только раздражение, хотя так навязывалась стать другом и нужно сегодня же с ней покончить.

— А знаешь, я рада, что прошла весь этот спектакль и была свидетельницей необычной привязанности. Так редко удается встретить настоящую дружбу и преданность, к сожалению, это единственное чего мне не хватало в жизни. Я привыкла видеть одно предательство и больше ничего, а вот привязанность, доверие — этого у меня никогда не было. На правах рабыни я не встретила участие, надо мной насмехались, безбожно мною пользовались, я им всем отомстила. Только вот мои угнетенные соплеменники никогда в жизни не пожалели бедного загнанного подростка, несчастную женщину и похоронившую своих младенцев мать, никогда.